Александра Бруштейн - Весна

А пока оба друга продолжают радоваться своей встрече.

— Так, говорите, шлепаете помаленьку? — спрашивает папа и смеется весело, как будто «шлепанье» Александра Степановича — невесть какая радость.

— Шлепаем, шлепаем, — вторит ему Александр Степанович. — Нога за ногу задеваем!..

— Целый год по заграницам странствовали! Воображаю, чего насмотрелись!

— Да, — скромно подтверждает Александр Степанович. — Кое-что видел. И кое-кого… Сейчас, впрочем, главная сенсация — пересмотр дела Дрейфуса. Вся Франция — да и весь остальной мир! — кипит, как огромный котел на огне!

— Нам-то, надеюсь, подробно расскажете?

Вот в этот самый момент, когда я навостриваю уши, — сейчас Александр Степанович начнет рассказывать! — в комнату входят новые люди. Это студент Матвей Фейгель, брат моей подруги Мани, и старая Вера Матвеевна, которую все в городе называют «слепой учительницей» (она слепая на оба глаза).

— Вот, — обращается Александр Степанович к вновь пришедшим, — Яков Ефимович просит меня рассказать о загранице, о деле Дрейфуса…

— Ну, значит, мы пришли в самый раз! — говорит Вера Матвеевна.

— Чудно-чудно-чудно! — хлопает в ладоши Матвей.

Он вообще необыкновенно радостный юноша, и «чудно-чудно-чудно» чуть ли не любимое у него слово.

Тут разговор начинается, собственно, о том, что Александр Степанович не просто расскажет, но сделает подробный доклад «о загранице». И не только нам, маленькой кучке его ближайших друзей, но и более широкому кругу слушателей. К этой деловой беседе привлекается и мама. Обсуждают в подробностях, как это сделать, когда, где, перед какими слушателями, а главное: как это осуществить? Ведь публичной лекции на такую тему — да еще кому? Александру Степановичу Ветлугину! — полиция не разрешит.

Оставим ненадолго участников этой беседы. «У нас теперь не то в предмете… — как сказано в „Евгении Онегине“. — Мы лучше поспешим на бал, куда стремглав в ямской карете уж мой Онегин поскакал»… Бал не бал — балов у нас не бывает, но все-таки званый вечер.

Именно так — «званый вечер» — назвал это увеселение околоточный пристав в полицейском участке, куда дедушка отправился получать разрешение на устройство в нашей квартире приема гостей. Это недавно ввели правило: если число приглашенных превышает десять человек, надо иметь специальное разрешение от полиции. Иначе могут быть неприятности: явится полиция, прервет всякое веселье, «перепишет» всех присутствующих, то есть составит протокол с подробным списком гостей — с именами-отчествами, фамилиями, адресами, — и в заключение предложит всем участникам «незаконного сборища» разойтись по домам.

За разрешением на прием гостей отправили в полицию нашего грозного дедушку. Перед тем его десятки раз молили, чтобы он не спорил с приставом, не читал ему наставлений и, в особенности, не учил его «быть человеком», и так далее, и тому подобное. Дедушка даже обиделся:

— Что это вы, скажите на милость, вгрызлись в меня, как свиньи в навоз? Что я, по-вашему, идиот? Зачем я буду учить пристава, чтобы он был человеком, когда он все равно кругом свинья, и тут уже ничем не поможешь!

В общем, как потом рассказывал дедушка, все прошло вполне благополучно.

— Званый вечер у вас? — спросил пристав очень милостиво. — А по какому случаю?

— Внучка в старший класс перешла! С наградой! — ответил дедушка не без гордости.

— А сколько гостей будет?

— Да так… — неопределенно промямлил дедушка и повертел пальцами (этого вопроса он не предвидел). — Человек тридцать. Может, и больше… Родни у нас много. Ну и знакомые тоже…

— С детям придут?

— С детям, с детям, а как же! Внучкин праздник!

И пристав наложил резолюцию: разрешить 17 мая вечером семейное сборище в доме врача Я. Е. Яновского.

…И вот у нас состоится, как папа называет, «званый вечер с итальянцами». Конечно, без итальянцев — откуда их взять, да и на что они? — и самый «вечер» будет только «как будто бы»!

Правда, в папиной лаборатории около кабинета поставят два гостеприимно раскрытых карточных стола с непочатыми колодами карт, грудой мелков — для карточных записей — и свечами в подсвечниках. Но играть в карты не будет никто. За эти столы сядут и начнут играть «как будто бы» лишь в случае, если полиция все-таки нагрянет. О таком вероломстве полиции (ведь пристав дал дедушке письменное разрешение!) нам станет известно заранее: у подъезда с улицы и у черного хода со двора будут весь вечер сменяться дежурные студенты и гимназисты. При первом тревожном сигнале с их стороны начнется не только молниеносно игра в карты, но кто-нибудь еще и сядет за пианино и станет нажаривать веселенькую венгерку или па-де-катр, и пары закружатся в самозабвенном танце. Мама начнет разливать чай, гости налягут на угощение — вот он, званый вечер, хотя и без итальянцев! Для наибольшего «как будто бы» кто-нибудь, поднимая рюмку с вишневой наливкой, громогласно возгласит: «За здоровье Сашеньки, перешедшей в старшие классы. Ур-р-р-ра!»

Полицейские, смущенно переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу, поймут, что они ввалились зря, что здесь происходит самая настоящая семейная «вечеруха», и уберутся восвояси. Так сказать, «пришли, понюхали и пошли прочь». А все присутствующие, мгновенно прекратив танцы и карточную игру, вернутся к тому делу, для которого они сегодня и пришли: будут слушать продолжение доклада Александра Степановича Ветлугина.

Такова вечеринка «как будто бы» — не вечеринка, а замаскированный доклад, притом доклад на такую тему, которую полиция никогда не разрешит для публичной лекции. Посещение доклада платное: каждый присутствующий платит известную сумму — сколько хочет и может, — кто рубль, кто и больше. За то, чтобы услышать, что будет рассказывать в своем докладе Александр Степанович, люди заплатят и дороже: о деле Дрейфуса в русских газетах — даже передовых — сведения очень скудны, а дело это волнует весь мир. Весь сбор с такой вечеринки — рублей семьдесят пять, редко сто — поступает на революцию, хотя об этом не говорят. Александр Степанович, конечно, не возьмет себе из этого ни копейки, а хозяева квартиры, где происходит вечеринка, берут на себя все расходы по приему, угощению и т. д.

Если бы такие вечеринки можно было устраивать чаще! Но это невозможно — полиция непременно насторожится: почему это в городе открылась такая эпидемия семейных сборищ и домашних увеселений? Поэтому вечеринку сменяет лотерея — конечно, такая же законспирированная: кто-нибудь жертвует вазу или хорошую книгу, которую и разыгрывают по рублю за билет. Устраиваются и любительские спектакли, концерты, открытые лекции («Женские типы в произведениях Тургенева» или «Что такое рентгеновы лучи?»). Большая мастерица придумывать поводы для таких замаскированных денежных сборов — моя мама. Помогает при этом учащаяся молодежь. Но сердце, душа всего этого — всегда Вера Матвеевна! Старая — ей больше шестидесяти лет, совершенно слепая на оба глаза, она в общественной работе неутомима — куда молодым!