Халина Снопкевич - 2x2=мечта

— Да, я знаю, он записался в судостроительный кружок. Стефан разыскивал Тура Хейердала, хотя у него было мало времени, а ему хотелось посмотреть город. Ради меня. Чтобы доставить мне удовольствие. К сожалению, Тура Хейердала не было в Норвегии, но его секретарша сказала Стефану, что ей очень приятно, что дама из Польши — она не знала, сколько мне лет, — интересуется работами господина Хейердала, и господину Хейердалу тоже будет очень приятно. И хотя господин Хейердал польского языка не знает, но по возвращении на родину он обязательно напишет этой даме несколько слов по-английски. Стефан так уж подробно мое письмо переводить не стал, да ничего особенно интересного там и не было, просто, что я его поздравляю и что он молодец, — Стефан сказал только, что мне бы хотелось получить автограф на «Кон-Тики». И оставил секретарше мою книжку, а мне купил другую. Вот какой у меня был брат.

— Вот какой у тебя есть брат, Людмила! Я, конечно, не знаю подробностей, да и не хочу знать, и ты их не знаешь, их знают только они, Элиза и Стефан. Но судя по тому, что ты рассказываешь, не похоже, чтобы его решение было необдуманным. Ты не обязана одобрять его поведение, но и судить не имеешь права. Иной раз со стороны кажется, что человек всего уже достиг, а он там вдруг задает себе вопрос: «Как, неужели это все?» — и понимает, что ничего его в жизни не радует. В таком состоянии человек готов поставить на карту многое, лишь бы зелень снова стала зеленью, а солнце — солнцем. И он начинает искать то, чего у него нет… Понимаешь? Видимо, это и случилось с твоим братом… Конечно, он зря привел ту женщину. Для тебя все это было слишком неожиданно. Он сделал ошибку. Но ведь он хотел получить твое одобрение, согласие, значит, он с тобой считается, а ты говоришь: «Унизительно». Послушай меня, Людка, предоставь это времени. Со временем все выяснится. Ну, желаю тебе получить автограф от Хейердала… Кстати, вот ты сказала, что он пошел против всех. Неужели, по-твоему, он из-за этого ходил нечесаный и немытый? Нет, он старался убедить людей в своей правоте. А поскольку ему не верили — взял и доказал, что был прав. Построил плот, переплыл океан. Он знал, что хочет доказать и почему. И проявил волю, энергию, энтузиазм, настойчивость, использовал все свои знания. Помнишь: «Все представлялось нам неопределенным, но одно нам было ясно. Наше путешествие имело серьезную цель, и мы не желали, чтобы нас ставили на одну доску с акробатами, которые спускаются по Ниагаре в пустых бочках…»

— «…или высиживают семнадцать дней на верхушке флагштока», — докончила Людка.

— «Только не быть в зависимости от фирм, торгующих жевательной резинкой или кока-кола». Смотри, Людка, не вздумай просидеть семнадцать дней на верхушке флагштока! Ни при каких обстоятельствах! И в бочке ниоткуда не прыгай!

— Нам тоже так нравится, что вы даже можете наизусть?

— Да, нравится. У меня хорошая память. Все ваши грехи знаю наперечет. Но предпочитаю я все-таки «Аку-Аку». Нет, кто бы мог подумать?.. Итак, Людмила, чтоб завтра эмблема была на рукаве, сапожки начищены до блеска, голова вымыта и причесана, воротничок сверкал, пуговицы были на месте, тапка починена, а колготки заштопаны синими нитками. И кроме того, сегодня же ты садишься за книги. Ясно?

— Ясно, пани учительница.

— Тогда всего хорошего!

Пани Мареш выбросила в корзинку помятую сигарету, которую она так и забыла закурить. На пороге она на минуту задержалась.

— Перед уходом закрой поплотнее окно, а то уборщица может не заметить, и стекло вылетит.

Людке пришлось выдержать еще две беседы с пани Мареш, хотя в школу она теперь приходила такая чистенькая, что вполне могла служить ходячей рекламой стирального порошка. Причем в таком виде, как будто и жить стало полегче — что ни говори, даже если человек не причесывается и не умывается не просто из лени, а демонстративно, из принципа, чувствует он себя довольно скверно.

Но на душе все-таки скребли кошки. После первого разговора с пани Мареш Людка поняла, что вела себя не так-то уж умно. Очень ей надо, чтобы Корчиковский выкрикивал в пространство: «Эй вы, люди! Видели когда-нибудь живое огородное пугало? Э-э-э-эх!» Вроде бы эти возгласы совсем к ней и не относились (они по-прежнему делали вид, что не замечают друг друга), но Людка-то прекрасно понимала, о чем речь.

Злополучные пять злотых Марек сначала предложил Ядзе отослать в Фонд Помощи Чокнутым Барышням из Хороших Домов, но, поскольку Ядзя не отступала, купил на всю пятерку мятных леденцов, и они с Казиком грызли их ни биологии, пока биологичка не услыхала хруст и не застукала их на этом деле. Корчиковский, как всегда, сумел выкрутиться. Он сказал, что увлекся темой урока и нечаянно разгрыз линзу от цейсовского микроскопа.

Учительница крикнула:

— О господи! Немедленно в медкабинет, врач, кажется, еще там!

Корчиковский поспешил заверить ее, что не проглотил линзу, а только разгрыз, и вышел из класса, чтобы «выплюнуть осколки и тщательно прополоскать полость рта». Корчиковский отсутствовал довольно долго, биологичка успела немного успокоиться и, может быть, даже кое-что заподозрила, потому что ехидно спросила, не валяет ли он, как всегда, дурака.

— Да, пожалуй, отчасти, — согласился Корчиковский, и Медуза, конечно, снова разволновалась.

Она то и дело прерывала урок и спрашивала:

— А ты уверен, что в горло ничего не попало? Совершенно уверен?

— Нет, пани учительница, в этом я не уверен.

— Корчиковский, очень тебя прошу, сходи к врачу.

В конце концов он все-таки пошел, и там, кажется, ему в самом деле пришлось прополоскать рот, чтобы обман не раскрылся. Впрочем, это у них надолго отбило охоту грызть леденцы, слишком уж большая поднялась суматоха. И самое обидное — даже смеяться нельзя было, чтобы не засыпать этого шута перед Медузой, а линзу Казику пришлось спрятать. Конечно, сам бы он никогда не сообразил — особой находчивостью Казик не отличался, это Людка велела Ядзе написать ему записку, чтобы он спрятал линзу. Но это неважно. Корчиковский там или кто другой — все же одноклассник, товарищ по несчастью. Правда, из-за того, что это был именно Корчиковский, Людка преисполнилась сознания собственного благородства и начисто забыла о своем вероломстве — о том, что не так уж давно, когда разбирали знаменитое сочинение Марека насчет «взглядов», она выкрикнула «Пусть читает». А Медуза, проверяя после урока микроскопы, обнаружила, что одной линзы недостает, и долго качая головой, приговаривая:

— Ну как это ему взбрело в голову, ведь можно было в самом деле тяжело заболеть! Иногда просто руки опускаются. Нет, в самом деле! И школа у вас такая прекрасная, и условия прекрасные — в самом деле, только учитесь. Да разве вы умеете это ценить, какое там! У вас в самом деле ветер в голове, но умудриться разгрызть линзу — это уж, в самом деле….