Михаил Горбовцев - Мишкино детство

— Бы-ы-ыл… — недоверчиво тянет Петька. — Чорт лысый у тебя был!..

— Был вот, — настаивает на своем Митька, деловито запуская «желтого», который почему-то никак не хотел подниматься. — Правда ж, Миш, был? — обращается Митька к Мишке.

— Был, — подтверждает Мишка.

Солнце уже спряталось за Митькину хату. На Кобыльи бугры пала сплошная тень. У ракит закружили, зажужжали майские жуки — хрущи. Мишка впервые заметил, что хрущи летают не грудью книзу, как бабочки, а как бы стоя, задом книзу, и кажутся похожими на волов.

Мишка видел, как на светложелтых волах батраки пахали землю у графа Хвостова. Волы ходили парами. На шее у них были колодки, которые называются ярмом. Мишке казалось, что в ярме волам очень неудобно и больно, и он тогда даже потрогал себя за шею. Батраки погоняли волов не кнутами, а длинными палками и кричали либо «цоб», либо «цобе»…

— Ребята, давайте в батраков играть, — предлагает Мишка.

Ребята оживились. Голуби уже надоели. Да и ветер, видимо, устал, притих.

— А как это? — подбежал Митька, бросив своего чернохвостого.

— Как? — Мишка немного подумал и решительно, будто он уже много раз играл в эту игру, начал объяснять: — Поделаем маленькие сошки, ярма, наловим хрущей, запряжем их в сохи, нарежем земельных загонов и будем пахать, сеять, боронить.

— А что сеять? — спросил Сашка.

Митька не любил непонятливых.

— «Что, что»! — набросился он на Сашку. — Что хочешь, то и сей: сам себе хозяин…

Ребята палочками очертили большие участки земли. Петька решил сеять на своей земле бахчу, так как любил дыни и арбузы. Сашка, редко вволю наедавшийся картошек, намеревался всю землю занять под картошку. Митька и Мишка тоже любили арбузы, но, рассудив, что обстоятельный мужик бахчу сеять не станет, когда каши в доме нет, уговорились сеять просо, гречиху и овес.

После того как Мишкин отец поступил в сторожа, жизнь Яшкиных стала светлей. Отцу монахи давали натурой пуд муки на месяц, полпуда крупы, две бутылки масла постного и, помимо того, пять рублей деньгами в месяц. Но деньги почти целиком уходили на погашение старой задолженности по налогам и на разные мелочи — соль, керосин, спички. Двадцать же фунтов крупы на пять человек слишком мало, чтобы кашу можно было есть каждый день.

После дележки земли ребята наловили почти полный Петькин картуз хрущей, ссыпали их в вырытую Мишкой ямку, изображавшую «сарай», и сверху прикрыли красным кирпичом, заменявшим ворота. Затем ребята сбегали домой за ножами и принялись из свежей ракитовой ветки подбирать подходящий материал для поделки сох и борон.

Петька и Сашка оказались плохими мастерами: они не знали, как сделать соху, и наблюдали за работой Митьки и Мишки. Митька первый сделал соху, но она вышла такая большая и так непохожа была на настоящую, что Петька удивленно заметил:

— Ну и соха!.. Колодезный журавль, а не соха… Ее всамделишный бык и то не потянет.

— Ты свою делай — посмотрим, какая твоя будет! — огрызнулся Митька, хотя видел, что Петька был прав.

— У Мишки вон получается, — сказал Петька.

— Так то у Мишки, а не у тебя! — с досадой бросил Митька.

Мишка сумел подобрать рогатку, которая без обделки уже была похожа на соху, оставалось только кой-где подстругать. Однако с запряжкой и у Мишки ничего не выходило: шеи у «быков» не оказалось, и ярмо на скользкой роговине никак не держалось. Тогда он решил крест-накрест обмотать хруща ниткой и к концам нитки привязать «боронку». Хрущ очень усердно царапал ножками, но сдвинуть с места боронку не смог, хотя она была очень маленькая и ребята помогали криками «цоб, цобе». Когда же Мишка попробовал ударить палочкой по спине «вола», как это делали батраки графа, хрущ подобрал ножки и притворился мертвым.

Мишку это озлило:

— Не хочешь, чорт, и не надо!

Он схватил хруща и вместе с боронкой закинул на ракиту.

— Зачем ты его! Ты б лучше мне отдал, — сказал Сашка.

Его, видимо, не покидала мысль насеять побольше картошек и жить потом всю зиму припеваючи.

Мишка взглянул на Сашку. Сашка показался ему жалким и похожим на осиновского пастуха, которого он в прошлом году, когда ходил с матерью за деньгами, заработанными ею, видел на барском дворе.

Ярко встала, казалось, уже забытая картина. На порожчатом, с белыми толстыми колоннами крыльце барского дома, широко раздвинув ноги, стоял толстый старый граф. Мишка видел графа первый раз и с любопытством, высунув голову из-за юбки матери, рассматривал его круглое безбородое багровое лицо, заплывшие жиром глаза. Голова у графа лысая, только по бокам головы оторочка из белых волос. В руке у него диковинная, чуть не в руку толщиной, длинная трубка. Барин зло глядел на понуро стоявших осиновских пастухов и, грозя трубкой, как палкой, ругался:

— Если, распроканальи, еще раз поймают в хлебах ваших коров, тогда милости не ждите, шкуры спущу! Понятно?

— Понятно, ваше сиятельство, — глухим, робким голосом сказал черный высокий мужик с грязными босыми ногами и большой сумкой через плечо; глаза у него, как и у Сашки, были красные и слезились.

— Подойди сюда, — строго сказал барин.

Пастух покорно подошел. Граф рванул его за чуб, сдул с пальцев вырванные волосы и приказал рыжеусому обветренному приказчику Алпатычу, тут же стоявшему с пойманной красно-рябой коровой:

— На этот раз отдай.

Барин запахнул красный халат и пошел в дом. Пастухи поклонились ему в спину и поспешно увели корову, перешептываясь и крестясь в благодарность, видимо, за то, что так дешево отделались…

— Мы вот что: давайте лучше в богачей играть, — предложил Мишка.

В этой игре, как разъяснил он, никаких сох и борон не требовалось. Жуки должны были теперь изображать коров. Сашка и Петька должны были пасти их на толоке и смотреть, чтобы они не забрались в рядом расположенные «барские посевы». Если же Митька, который исполнял должность приказчика Алпатыча, застанет корову, то немедленно без всякого милосердия должен тащить пастуха и корову к Мишке, изображавшему барина. Петьке и Сашке давалось по кнутику из ниток, Митьке — большая палка, которая должна бала заменить верхового коня — скакуна, а Мишке — палка-трубка.

— А ты, — глянул Мишка на Олятку, — как загоним вечером коров в хлев, будешь доить их.

У Олятки от такого неожиданного счастья радостно заблестели большие черные глаза, и она уже заранее подсела поближе к «коровникам».

Всем игра понравилась, только Петька жалобно было протянул:

— Я пастухом не хочу…

Но когда Мишка разъяснил ему, что в другой раз и он будет приказчиком или барином, Петька согласился.

— Теперь выгоняйте скотину, — сказал Мишка «пастухам», — а мы пойдем к себе в имение… Только чтобы как настоящие пастухи: сначала надо покричать «выгоняйте», а потом уже выгонять, — пояснил он.