Ференц Мора - Волшебная шубейка

Ну вот, — закончил осмотр самозваный лекарь. — Как петух прокукарекает, так все твои болячки сами по себе пройдут, барончик Гергё. От моего заговора и мёртвый живым сделается!

Мне очень хотелось спросить у кудесника, почему он величает меня «барончиком»? Но я не успел и глазом моргнуть, как чародей принялся уже и за «жаркое по-садовничьи».

Дядюшка Кюшмёди взглянул на меня из-под мохнатых бровей:

— Понимаю, человечек! Маленький человечек испугался, что дедушке Кюшмёди может не понравиться такая скудная еда. А ты не бойся за дедушку Кюшмёди. Дедушка Кюшмёди — добрая душа. Жаль только, один он такой на целом свете. Лучше, конечно, птичье молоко, но сойдёт и картошка в «мундирчиках».

Что верно, то верно: сошли, все до одной. Из чугунка на столе в колдунову утробу. Нам остался только запах от тех картофелин. Воочию смогли убедиться, как может всесильный Кюшмёди в одиночку управиться с ужином на целую семью.

Отец, встав на табуретку, уже запалил светец и, как и положено скорняку, уселся врачевать чей-то драный-предраный полушубок.

При виде его колдун сморщил свой курносый нос:

— И это вы зовёте полушубком?

Отец, человек неразговорчивый, отвечал коротко:

— Да.

— Да в нём и мышь-то не захочет поселиться.

— Точно.

— И ты, Мартон, должен снова в лучший вид его привести?

— Должен.

— Ведь я знаю для тебя и получше занятие, — вздохнул Кюшмёди, придвигая к себе поближе решето, доверху наполненное красной смородиной.

— Какое же? — отозвался отец, продолжая орудовать иглой.

— А ведомо ли тебе, Мартон, что ты — потомок знатного рода с длинной-предлинной родословной?

— Ещё бы не знать. Отца моего так и звали: Длинный Мельник. Он — не то что я — мог зажигать светец и не вставая на табуретку.

— Не о том я, Мартон, — успешно управляясь со смородиной, возразил ворожей. — Ты о предках своих слышал хоть когда-нибудь?

— А как же! Все они до одного были людьми честными и бедными. Отец мельником был, ветряную мельницу держал. Ведь этот вот дом раньше-то ветряной мельницей был. Дед — чабаном. Его пастуший посох с крюком на конце, наверное, и по сей день где-нибудь на чердаке валяется.

— А прадед? — сверкнув глазами, воскликнул Кюшмёди.

— Чего не знаю, того не знаю, — рассмеялся отец. — Скорее всего, нищим был. Видел я ещё в детстве рваную суму на чердаке; теперь по крайней мере знаю, откуда она: наверное, с ней и ходил по миру мой прадед.

Тут Кюшмёди сдвинул свою баранью шапку на затылок и, стукнув кулаком по каменному жёрнову-столу, выкрикнул:

— Мартон, твой предок был венгерским бароном!

Легко ему было стучать, когда он уже убрал со стола смородину — всю до последней ягодки.

— Не беда, — вдёргивая нитку в длинную скорняжную иглу, отозвался отец. — Мне, правда, только один барон известен — старый цыган Барон. Да и тот потому, что ходит к нам на участок воровать красный виноград. Но теперь мне покойней будет: раз на наш виноградник не чужой человек наведывается, а такой, с кем мы в родстве состоим.

Кюшмёди от гнева сделался красным, как варёный рак.

— Ах ты жалкий заплаточник, черти тебя побери! Ты чего надо мной выкамариваешь? Да если ты хочешь знать, я из тебя такого барина могу сделать, каких ты и во сне не видал! Корзиной серебро будешь мерить, лопатой золото грести. В пурпурном одеянии, как принц, будешь ходить, в шубе, бархатом крытой. Даже псина твоя дворовая и та марципан жрать будет! Что ты на это скажешь, скорняк Мартон?

Отец разгладил новую заплату на полушубке и сказал:

— Нету у меня пса дворового, дядя Кюшмёди.

Чудодей старался удержаться от новой вспышки гнева.

Обеими руками ухватился за ворот своей засаленной шубы, словно опасаясь, что в ярости выскочит из неё.

— Неужели ты не можешь умного слова понять, Мартон? Я, я один знаю, где искать сокровища твоих предков. Только мне в одиночку туда не добраться. Коли пообещаешь отдать мне половину клада, я уж, так и быть, покажу тебе то заветное место. Согласен? Тогда вот тебе моя рука.

— Какая ж это рука? — Отец покачал головой. — Кажется, ты, сударь, вместо руки лапу одного из своих грифов-стервятников с собой притащил.

Рука колдуна с длинными загнутыми когтями и впрямь чем-то напоминала лапу хищной птицы. А когда отец к тому же посмеялся над чудодеем, все её пальцы стали скрючиваться внутрь, пока совсем не сжались в кулак.

— Ну, погоди! Пожалеешь ещё, глупый скорняк! — размахивая кулаком, заорал ворожей. — Заплатишь мне за это, жалкий портняжка! Тебе же помочь хотел! Думаешь, мне нужен твой клад? Да у меня свой волшебный котёл есть, в нём достаточно любой кирпич немного поварить, он тотчас в золото обращается. Только варить его надо в утренней росе, а печь топить полевыми цветами!

Выпалив всё это, приятель нечистой силы повернулся и засеменил к двери. Однако на пороге его остановили слова отца:

— Погоди, земляк! Не хочу оставаться в долгу за твою любезность. Подарю и я тебе такую вещицу, что, возможно, тебе пригодится.

Сморщенное лицо колдуна сразу расплылось, разгладилось в улыбке. Не надолго, правда. Только до тех пор, пока отец не набросил ему на плечи холщовую сумку. В ней он обычно держал сухой гриб-трутовик, которым дубленые овчины чернят.

— Это тебе, дядя Кюшмёди. Под то золото, что ты из кирпичей наваришь.

Я же испугался, что колдун в гневе пустит сейчас из ноздрей огонь, и спрятался за маму, перепуганную не меньше меня. Со страху даже глаза зажмурил.

Но хлопнула дверь, я открыл глаза и увидел, как Кюшмёди промелькнул мимо окна. А отец смотрел ему вслед и смеялся.

— Думаю, что предки этого старого враля были еще б о льшими вралями. Старикашка глуповат. Но еще глупее те, кто ему верит.

Но что бы там ни говорил отец, а мне в ту ночь уже снились сокровища моих предков. Ко мне на подушку уселся кто-то невидимый и ну нашёптывать:

«Эй, Гергё, обязательно найди клад! И тогда заживёте вы на славу в вашей старой ветряной мельнице! Половину клада мы с тобой истратим на леденцы, день-деньской вместе сосать будем. А на вторую половину попросим столяра Бойоки сделать нам длинную-предлинную лестницу, приставим её к Млечному Пути и будем, когда только захотим, лазить на небо, в гости к твоей маленькой сестрице Марике. А когда и она к нам вниз по лесенке спустится, оденешься ты по такому случаю во всё праздничное: шляпа новая с шёлковой лентой, на ленте вышитый пароход. Гуляете, скажем, с Марикой по Млечному Пути, навстречу вам ребята-ангелята. Спрашивают твою сестрёнку: «Чей это мальчик в такой красивой шляпе?» А Марика им и отвечает: «Да это же братец мой, барон Гергё, сын скорняка из Мельничьего замка…»