Константин Иосифов - Охотники за джихами

Костяк не удалось найти — должно быть, его унесло потоком. Но череп выкопали — маленький и вовсе не страшный, а только очень противный.

Пал Палыч осмотрел череп и сказал, что, судя по тому, что лоб не такой высокий и прямой, как у женских черепов, и надбровные дуги и углы лицевых костей выступают грубовато и сильно, череп этот принадлежал мужчине. Швы черепа срослись — свидетельство, что человек был немолодой. Около ушного отверстия в черепе виднелось несмываемое зелёное пятнышко. Скорее всего, на черепе лежала серьга, и она была медной или бронзовой, поэтому-то она и отпечаталась зелёным пятнышком. Значит, этот человек был знаком с медью или даже с бронзой.

— Но ведь серьги — это принадлежность женского туалета. А вы говорите, что это был мужчина, — сказала Зоя Николаевна.

— Серьги носили и первобытные мужчины. Даже в прошлом веке моряки щеголяли серьгой в одном ухе. Чего же ожидать от джиха?

— Прохиндей Джо и теперь ходит с серьгой в ухе. Разве вы не заметили?

Раскопки больше ничего интересного не дали. А жаль. Если бы удалось найти орудия труда, то «биография» пещерного человека стала бы яснее, потому что орудия труда, как слуги, необычайно охотно болтают о своём хозяине.

Но орудий труда в новом гроте не было. Попался, правда, нуклеус — это кремень, от которого человек каменного века откалывал пластинки для своих стрел, топоров и скребков, — но нуклеус был найден не в гроте, а у входа в пещеру и, скорее всего, никакого отношения к черепу не имел.

Зато в гроте оказался череп медведя, и не какого-то там простого медведя, которых так много рядом, в Краснополянском заповеднике, а настоящего пещерного! Много тысяч лет назад человек заглянул в пещеру и попал медведю на закуску. Медведь им полакомился, а соплеменники человека замуровали выход из грота, чтобы медведь не мог выбраться. Так и погиб медведь голодной смертью. А может, дело обстояло ещё проще. Пещерные жители нашли медвежий череп и притащили его к себе домой, чтобы пользоваться им как табуреткой. Впрочем, всё это были предположения Миши и Адгура, высказанные ими друг другу с глаза на глаз, а в последнее время к своим собственным предположениям они и сами стали относиться не очень серьёзно. И вообще, надо рассуждать трезвее. А то ведь часто бывает так — Адгур скажет какую-нибудь ерунду, Миша добавит ещё большую глупость, Адгур подтвердит: «Во-во! Я так и думал!» — присочинит невесть что, а за нам — Миша, а потом — снова Адгур. И они такое накрутят и так одурачат себя, что потом самим совестно. И, конечно, наступает горькое разочарование — выясняется, что человек, которого они принимали за шпиона или расхитителя сокровищ, вовсе не шпион и не расхититель, а самый обыкновенный честный человек, каких тысячи.

Когда ребята, щуря и протирая глаза, выбрались на волю, солнце уже пряталось за гору. Оно посылало ребятам улыбки одну лукавее другой, и эти улыбки яснее всяких слов говорили: «Что ж это вы, хлопцы, спрятались от меня под землю? Я-то старалось, старалось, светило вовсю, а вы сидели где-то в темноте! Ну, ничего! Теперь до утра! Завтра наверстаем упущенное».

Едва спряталось солнце, пришли прохиндеи — усталые, грязные и сердитые. Ни слова не говоря ни друг с другом, ни с остальными, они забрались в кузов машины и расселись по разным углам.

Пока укладывались, наступила темнота, словно кто-то накрыл горы чёрным фотографическим мешком. Темно было так, что, казалось, ткни палкой в эту темноту — дырка останется.

Грузовичок дал сигнал, и два длинных пальца луча воткнулись в темноту. Мохнатые звёзды свисали с неба, готовые сорваться и упасть от собственной тяжести. Светлячки рисовали узор серебряными змейками-ниточками по чёрной ночи. Свет фар выхватывал деревья и белые подорожные столбы, нависал над пропастью. Плакали и смеялись шакалы, гукал сыч. Из лесной чащи выскакивали зайцы и, шевельнув ушами, бросались наутёк по световой дорожке. Свернуть в сторону зайцы не могли, потому что темнота казалась им стеной, через которую не перепрыгнуть никакому, даже самому прыткому зайцу.

Адгур сидел в кузове среди кружковцев, как равный среди равных, и никто у него не спрашивал, почему он, вместо того чтобы отправиться к бабушке есть алычовое варенье, оказался в пещере.

Вместе со всеми в кузове был и Друг. Хотя на этот раз он ничем замечательным себя не проявил и никаких открытий, достойных упоминания, не сделал, вид у него был довольный и гордый, чего никак нельзя было сказать о прохиндеях.

Когда подъезжали к Адлеру, из-за гор высунулась луна. Она сказала: «Я, конечно, понимаю: солнца я заменить вам не в состоянии. К тому же я сегодня худая, ущербная. Но я постараюсь и посвечу как могу, чтобы вам не было скучно». И она запрыгала с горы на гору, с дерева на дерево, стараясь не отстать от Челиты. Так было до поворота на Сухумское шоссе. Здесь же она забежала вперёд и стала звать: «Давайте сюда! Вот куда надо ехать».

Все последующие дни в школе только и было разговоров, что об этой экспедиции. Особенно прославился Адгур. Его стали звать «джихом-разбойником», что ему не очень нравилось. Гроту же, который он открыл, было присвоено название «Грот Адгура». И этим Адгур совсем не тяготился, ибо далеко не каждый может сказать, что в самой настоящей пещере есть самый настоящий грот, носящий его имя.

Солнечный шар неохотно опускался к морю, разбухая и краснея на своём пути. Конечно, больше всего он походил на огромную оранжевую медузу. Впрочем, он также походил и на яичный желток. Вот между ним и морем осталась щёлочка чуть толще человеческого пальца. Щёлочка сузилась так, что через неё, пожалуй, и карандаш не просунешь. Вдруг словно кто-то проткнул желток иголкой снизу: желток вытянулся, вылился в море, проложив золотую дорожку от горизонта до ног ребят. А может, это из медузы-солнца вытекла оранжевая начинка?

Миша, Адгур и Друг сидели на берегу моря. Закат был так красив, что ребята совершенно забыли о горячем споре, который только что вели между собой: можно ли считать Адгура настоящим исследователем или нет. Они молчали.

А солнце всё спускалось и спускалось. Вот над морем осталась только половинка его, потом четвертушка и, наконец, кусочек, ну право же, никак не толще лимонной корочки. И вдруг солнце скрылось целиком, уколов на прощание глаз зелёной точкой-булавочкой. И сейчас же весь мир — горы, море, берег, лица ребят — стал скучным, серым, мёртвым.

И тут Миша вспомнил, что спор-то, ещё не закончен!

— Тоже мне учёный! Решил, что магнитная стрелка будет отклоняться на золото. А того не знает, что она только на железо реагирует.

— Ну и пусть себе реагирует. А только грот открыл я, а не ты!