Константин Иосифов - Охотники за джихами

Разругав сочинение на чём свет стоит, она сказала не своим, милым, домашним, голосом, а скрипучим, учительским, против которого не возразишь:

— Вот что, Капелюшников! Я хотела поставить тебе пятёрку за сочинение о совхозе. Но я прочла твою статейку в газете. Ты можешь писать лучше, чем ты обычно пишешь. Я тебе поэтому поставила тройку. Но помни, если твои последующие работы будут на таком же уровне, как твоё домашнее сочинение, то ты не будешь вылезать из двоек. Всегда пиши так, как ты писал статейку, с вдохновением и обязательно держи перед умственным взором картину, которую ты изображаешь. Если автор не видит того, что описывает, то что спрашивать с читателя? Твоё домашнее сочинение — это выписка из бухгалтерской книги. Одни цифры!

Всю следующую перемену Миша ходил расстроенный. И действительно, кому приятно, когда у тебя такая нечуткая мама! Хоть все и говорят, что Вера Ивановна отзывчивая и добрая, а на деле она и добрая, и отзывчивая, и чуткая, но только к посторонним, а не к собственному единственному сыну.

Другая мама на её месте похвалила бы в школе за очерк, а дома разругала бы за домашнее сочинение. А она норовит ругать его в классе при ребятах. И что это за манера называть его в классе по фамилии? Всех ребят зовёт по имени, а ему, собственному сыну, — «Капелюшников! Ты почему не выучил «Выхожу один я на дорогу»? Двойку захотелось? Опять археологическое общество помешало? Вот поставлю вопрос, что тебе вредно быть председателем».

Оценить статью по достоинству смогли лишь ребята, так сказать, народная масса.

На переменах к Мише то и дело подходили мальчики и девочки из разных классов.

— А ты здорово написал про Дружка. Молодец твой Дружок!

— Слушай, Капелюха. А можно мою Жучку выучить, чтобы она золото или, ещё лучше, платину искала? Или другие полезные ископаемые? Вот здорово было бы, а?

— А ты рыбную ловлю описывать не будешь? Если будешь, то напиши про меня. Как я пять камбал за вечер поймал. Во-от такие камбалы!

Окончательно же Миша убедился, что у него есть писательский талант потом, когда он шёл из школы в сопровождении Друга. Он уже приблизился к дому, как услыхал разговор двух девочек из седьмого класса. Они говорили друг другу шёпотом, но таким громким, что Миша разобрал каждое слово:

— Смотри, Миша Капелюшников! Идёт и не здоровается.

— Совсем загордился. Земли под собой не чует.

— Это потому, что учителя говорят — у него талант есть.

— А ты почём знаешь?

— Ходила за мелом в учительскую и слышала.

Придя домой, Миша сейчас же сел за письменный стол с твёрдым намерением сегодня же написать о том, как они выкопали джиховские сосуды для выпаривания соли. Он отточил поострее карандаши, нахмурил брови, как Глинка на картине, но вдохновение на этот раз не приходило. В голову лезла всякая чепуха — о том, например, почему это Арсен назвал его мореплавателем и плотником, хотя он никогда не плотничал и в море ходил только на автомобильной камере, и что вот теперь придётся писать все сочинения по русскому с вдохновением. Всем ребятам разрешается писать без вдохновения, а ему — нет. И что надо сделать, чтобы приходило это самое вдохновение, и что за штука такая — умственный взор?

Миша бросил на диван подушки, прилёг на них, взял в рот карандаш, устремил умственный взор в пространство и постарался представить себе, как они тогда вытаскивали черепки. Но представлялось нечто совсем другое. Его новая статья уже помещена в газете, конечно, она всем понравилась. На перемене ребята наперебой поздравляют Мишу. Арсен предлагает ему: «Ты, вижу, не мореплаватель и плотник, а настоящий талант и гений. Так что давай описывай походы!» А мама, так та пришла на линейку и при мальчиках и девочках пожала ему руку и сказала, обращаясь ко всем: «Могу сообщить вам следующее… М. Друг-Дружковский — это мой родной сын, Миша. Вы все его знаете. Теперь он окончательно доказал, что перерос школьные сочинения. И я освобождаю его от них. Отныне он будет описывать только походы».

И вот Миша становится главным летописцем при археологическом обществе. Теперь во время раскопок он уже не возится с черепками. Он приходит позже всех, спрашивает, как проходили поиски, а потом пишет очерки, один лучше другого. И эти очерки появляются в «Пионерской правде», и в «Вожатом», и в «Огоньке», и в «Юности». Он становится знаменитым на весь Союз.

Конечно, если всё это трезво взвесить, это мечты. Но, с другой стороны, почему бы ему, Мише Капелюшникову, не стать писателем-археологом? Талант есть? Есть, есть! Об этом говорят в один голос все. Знание черепков есть? Есть! Недаром же он целое лето возился с черепками. Ну, а остальное приложится. Все будут писать о чём угодно, а он только о раскопках.

Раньше он разбрасывался. А почему? Только потому, что не было призвания. Теперь же призвание есть. А если есть призвание, то просто смешно и нелепо не развивать его.

Ребята все бредят археологией. Линючка, так та даже с куклами в археологов играет. Ну и пусть себе все археологией увлекаются, а он будет писательством увлекаться. Незачем связываться со стенной газетой. Надо посылать прямо в «Юность», «Костёр» или «Пионер».

Ну, а когда статья выйдет, тогда всё станет просто. Каждый раз, когда где-нибудь откопают что-либо интересное, он — туда. «А ну, покажите-ка, что у вас тут есть?» — и сейчас же — за автоматическую ручку или, ещё лучше, за машинку. Скоро ни одна экспедиция не будет обходиться без него. Откопают, скажем, кости мамонта — и сейчас же шлют ему телеграмму: «Нашли мамонта. Не выкапываем. Ждём приезда М. Друг-Дружковского».

Он садится в «ТУ-104» и летит, летит, летит над Волгой, над Уралом, над тайгой. Вот внизу виднеется группа людей. Они стоят вокруг ямы и машут меховыми шапками.

«Прилетели! Давай вниз!» — командует Миша.

Самолёт идёт на посадку. Внизу все бросаются, чтобы хотя бы краешком глаза взглянуть на знаменитого исследователя. Все, конечно, поражены, увидев его. Они-то думали, что приедет огромный человек с огромной бородищей, а не пионер с красным галстуком на шее.

Миша быстрыми шагами идёт к яме и заглядывает в неё. Гигантская туша лежит в вечной мерзлоте.

«М. Друг-Дружковский приехал! Теперь будем вытаскивать!» — командует главный археолог с бородой-кавычкой, как у Пал Палыча.

Все хватаются за канаты и тянут, тянут, тянут… Вот уже показались изогнутые, жёлтые, как зубы курильщика, бивни мамонта. Таких огромных бивней ещё никто не видывал. Но тут верёвка, привязанная к голове мамонта, разрывается. Туша скользит обратно в яму. Раздаются крики. Те, кто в яме, в опасности… Да, кстати, а как они попали в яму? А очень просто — подталкивали тушу снизу… Все кричат, кричат, суетятся. Все, кроме Миши. Он говорит спокойно: «Слушайте мою команду! Или вы все погибнете, как кролики. Давайте сюда верёвку». Ему подают верёвку, и он приказывает: «А теперь тащите! Раз, два, взяли! Раз, два, взяли!»