Михаил Жестев - Открытие

— Настенька, посмотри-ка на этот провод: ты можешь понять, на что он годится? Скажем, к примеру, для сцены в Доме культуры?

Настенька высказывала своё мнение и тут же, протягивая какую-нибудь радиолампу, говорила:

— Это не твои моторища, а тонкая техника. Как ты думаешь, месяц еще поработает?

Так было и в этот метельный зимний день. Встретившись на околице деревни, они, как всегда, начали подтрунивать друг над другом… Но Настенька хорошо понимала, что сегодня ей действительно очень трудно тягаться с Илюшей Дроновым. И всё же признавать себя, хотя бы на этот раз, побеждённой она не хотела. Когда с улицы они вошли в свою мастерскую и Илюша сбросил с себя ушанку, Настенька сказала:

— Ты, именинник, напрасно раздеваешься!

— На сегодня хватит, находился.

— А на лесопилке у драночного станка был?

— Нет!

— Напрасно. А там тебя заочно поздравляли…

— С чем же это поздравляли? — поинтересовался Илюша.

— С мотором, который не тянет… — ответила с усмешкой Настенька, — греется мотор.

— Не может быть, — проговорил Илюша. — Я вчера там был…

— А я только оттуда, — перебила Настенька, — радиоточку устанавливала. Придётся, видно, за пять километров по метели прогуляться…

И, довольная, что сумела обескуражить своего приятеля, Настенька поспешила спуститься в сени и направилась домой, вспомнив, что давно пора итти обедать.

На улице всё выло и стонало. В поле и по огородам кружились метельные хвосты, они дымили по карнизам крыш и рассыпались под окнами домов. А дома среди сугробов словно осели и стали ниже. Настенька оставила лыжи в мастерской и шла вдоль улицы, с трудом преодолевая глубокие снежные намёты. Когда она попадала в сугробы, ей казалось, что оттуда ей не вылезти, а когда ветер гнал её вдоль дороги, ей чудилось, что вот-вот он подхватит её, перекинет через изгородь и унесёт неведомо куда. Наконец она добралась до знакомых ворот, вбежала на крыльцо и поспешила скрыться в запорошенных снегом сенях.

Дома было тепло, приятно пахло свежеиспечённым хлебом. Но и дома метель всё время напоминала о себе. Она готова была сорвать с петель ставни окон, рвалась во двор, напирая на ворота, и гремела под железной крышей, скрипя на весь чердак высокой радиоантенной. Настенька пообедала и усталая, прозябшая после тяжёлой дороги с лесопилки, легла отдохнуть. Было приятно вытянуть усталые ноги, ощутить тепло лежанки и чувствовать приближение сна. Но на сердце почему-то было тревожно и сон не приходил. Настенька молча смотрела в полузамёрзшее окно. За стеклом неистово кружились потоки снега… И вдруг, сквозь стремительное мелькание снежинок, она увидела человека… Это был Илюша Дронов. Он шёл на лыжах в сторону поля и, как сразу догадалась Настенька, на лесопилку, чтобы узнать, почему сдал мотор драночного станка.

Настенька вскочила с лежанки, подбежала к окну и забарабанила пальцем по стеклу.

— Илюша, постой, — куда ты?

Но Дронов не слышал её, и тогда Настенька в одном платье, с непокрытой головой бросилась на улицу. Она нагнала электромонтёра недалеко от дома и закричала, заслоняясь рукой от ветра:

— Илюша, не надо, завтра успеешь… Я сказала, чтобы выключили мотор… Не сожгут…

Настенька протянула руку, чтобы задержать Илюшу, но он ловко взял с места и, ничего не сказав, двинулся дальше. И, только когда он свернул в прогон, Настенька заметила, что она выбежала на улицу, забыв накинуть на себя шубейку и ушанку, и поспешила обратно домой. А дома она долго стояла у окна, смотрела на метельную улицу и мысленно ругала себя: ну зачем она рассказала Илюше о моторе? Нет, она поступила совсем не по-дружески, не по-комсомольски. Думала о том, чтобы посмеяться над ним, а вышло так, что заставила человека в самую непогоду итти за пять километров на лесопилку. Ведь мотор можно исправить позже, когда стихнет метель…

А в это время Дронов шёл вдоль линии столбов. Он привычно держался наветренной стороны, понимая, что тут ему ничто не грозит, если ветер оборвёт высоковольтный провод. Илюша передвигался быстро и совершенно спокойно. Но ещё быстрее его, Илюши, обгоняя его, неслась метель, и казалось, что, прорываясь сквозь метельную мглу, бегут навстречу столбы. С наветренной стороны они были от низа до верха обсыпаны снегом и казались форфоровыми, как изоляторы…

Илюша хорошо понимал, почему Настенька рассказала ему о моторе драночного станка. Она, конечно, хотела подтрунить над ним, доказать, что не такой уж он хороший электромонтёр, как говорят о нём. И сначала ему было обидно, что ей удалось увидеть его оплошность. И понесло же Настеньку на лесопилку! Да еще накануне такого дня, когда съедутся люди со всего района. Ну ничего, и он тоже сумеет подметить оплошность радиста… В долгу не останется… С этим чувством он вышел из Славянки, с ним он прошёл всю дорогу.

Но оно улетучилось, едва он добрался до лесопилки и стал проверять, почему перегревается мотор драночного станка. Дело было сложнее, чем он думал. Неисправным оказался реостат — аппарат, изменяющий силу тока. И Илюша уже не обижался на Настеньку. Он возился с реостатом и думал о Настеньке с задушевной теплотой, довольный, что она предупредила его, не дала случиться аварии. И не просто аварии, а аварии перед всем районом. Эх, будь на лесопилке телефон, он бы немедленно позвонил в правление и сказал бы ей: «Спасибо, Настенька, большое спасибо».

Дронов работал при свете электрической лампочки и совсем не заметил, как подкрались сумерки. А когда он закончил ремонт реостата, стало совсем темно. Лесопилка находилась у старой плотины, вдали от центра колхоза «Славянка» и чуть поближе к одной из бригад, деревне Покровке, а вокруг, на несколько километров, тянулись леса и поля. Но, когда Илюша, закончив работу, закрыл за собой дверь машинного отделения, он не увидел ни поля, ни леса, — всё исчезло в метельной темноте. И всё же ему казалось, что куда легче пробиваться сквозь метель в Славянку, чем пробыть долгую зимнюю ночь в холодной досчатой лесопилке, откуда пильщики ушли еще засветло.

В Славянке перед тем, как двинуться в путь, Илюша захватил нагрудный электрический фонарик. Теперь, встав на лыжи, он зажёг его, думая, что маленькая лампочка поможет ему различить дорогу. Но фонарик светил не больше, чем светлячок в тёмном ночном бору; и, двигаясь вперёд, Илюша видел перед собой лишь кончики лыж, свои руки да проносящиеся сквозь полосу света тучи белых-белых мелькающих снежинок.

Илюша шёл сначала вдоль линии электропередачи — столбы должны были привести его прямо в Славянку.

Однако вскоре он принуждён был свернуть в сторону. Ветер бил в лицо, слепил глаза, и итти напрямик оказалось невозможно. Но, решив итти так, чтобы ветер дул сбоку, он очень скоро сбился с пути и даже не мог сказать, где находится Славянка: справа или слева, позади или впереди. А итти куда-то надо было. И Илюша шёл, уже не разбирая дороги. Лыжи прорезали снежную целину, утопали в сугробах, их то тянуло в низинку, то приходилось вытаскивать куда-то вверх, на горку. И казалось Илюше, что он плутает не то где-то на покосе, не то около перелеска, пока, усталый, он не остановился посреди вьюжного ночного поля. Вот тогда-то он почувствовал, как неожиданно тревожно забилось сердце и впервые мелькнула мысль: «неужели замёрзну?..» Нет, не может этого быть. Главное — не сдаваться. Надо итти и итти! Не торопясь, спокойно, осторожно вот так: левая лыжа вперёд, правая вперёд, ещё левая, ещё правая… И вдруг Илюша почувствовал, что его словно подхватило ветром и стремительно понесло вниз…