Михаил Жестев - Открытие

Наконец все покупки сделаны и можно итти на опытную станцию. Она расположена у въезда в город, близ дороги на Ольховку. С дороги видны сады станции. Кажется, что в них каким-то чудом еще сохранился снег. Но так кажется потому, что стволы деревьев выбелены извёсткой. Павлик хорошо знает, где находится станция, быстро добирается до неё и, сдав в контору свою бумажку, ждёт рассаду. Ему приносят её в ящике откуда-то из подвала, перевязывают ящик верёвкой и объясняют, как его нести. Обязательно вверх крышкой. Это для того, чтобы листва земляники не оказалась внизу и не помялась.

Павлик берёт свои покупки, кладёт на плечо ящик и направляется к дороге. Итти очень легко. Подумаешь, тяжесть: картонная коробка, несколько тетрадей! А в ящике не больше восьми килограммов. Одно неудобство — ношу нельзя переворачивать. Когда он выходит на дорогу, до двух часов остаётся еще много времени. Павлик раздумывает: а не сходить ли куда-нибудь? Но куда? В кино? Говорят, в больших городах и днём кино бывает, но это только в больших. Да и как бы он пошёл в кино с ящиком? Ещё ему очень хочется посмотреть, — какие в ремесленном училище мастерские? Неужели как на настоящем заводе? Нет, в училище и подавно нельзя! Еще догадаются, что́ в картонке, смеяться будут: в училище не поступил, а фуражку купил. И Павлик решает: он не будет ждать двух часов, уедет на первой же попутной машине.

На обочине дороги совсем сухо, и Павлик опускает ящик на землю. Он присаживается на ящик и смотрит в сторону базара, откуда может подойти машина. Как всё хорошо вышло! Сначала удалось попасть в кабинку, а теперь дождь перестал и ему всё равно где ехать, хоть на бочке с горючим. И вот фуражку достал и быстро получил рассаду. Егорушка-то его ждёт поздно вечером, а он приедет чуть ли не к обеду.

Но проходит час, и ни одной машины в сторону Ольховки нет. Все машины, что идут из города, сворачивают, не доезжая до обочины, где сидит Павлик; они идут в другом направлении. И Павлик продолжает ждать. Не может быть, чтобы не было ни одной попутной машины. И даже если не будет, то в два часа подойдёт полуторка, на которой он приехал сюда.

И, действительно, проходит ещё час, и он видит знакомую машину и сквозь смотровое стекло узнаёт шофёра в запылённом суперфосфатом ватнике. Но почему машина проезжает несколько дальше и разворачивается, словно ей предстоит путь обратно в город? Павлик спешит на дорогу, поднимает руку. Машина останавливается, и шофёр выходит из кабинки.

— Не повезло тебе, парень, — говорит он, разглядывая багаж своего пассажира. — Придётся денька три в городе пожить. А ну, давай грузи свой ящик в кузов, мы с тобой в райисполком сейчас подъедем.

Павлик ничего не понимает. Почему он должен три дня жить в городе? Это невозможно. Ведь с утра надо сажать землянику. А через три дня будет поздно. И сроки пройдут да и рассада испортится. И зачем ему ехать в райисполком? Если у шофёра там есть дело, то пусть едет, а он найдёт другую попутную машину. И решительно говорит:

— Я домой поеду!

— На чём, интересно, ты поедешь?

— На какой-нибудь машине.

— Ни на какой машине ты не поедешь! Никакая машина в твою Ольховку не пройдёт. Паводком размыло дорогу у самого моста… Так что садись и слушайся меня.

Павлик послушно садится в кабинку. Он не замечает ни картонки с фуражкой, ни пакета с чертёжными тетрадями, ремнём и циркулем. Его покупки подпрыгивают, бьют по рукам и коленям, мешают шофёру.

Машина останавливается около райисполкома, и шофёр вводит Павлика в комнату, на дверях которой написано: «главный агроном». За столом черноволосый человек — это и есть главный агроном, но шофёру не сразу удаётся рассказать ему про Павлика. На столе три телефона — один местный, другой районный, третий областной. И звонит то один, то другой, то все три сразу. Наконец наступает тишина. Главный агроном узнаёт, как Павлик попал в город, какой у него груз и почему он не может теперь уехать в Ольховку. И еще не успевает шофёр всё рассказать, а старший агроном кивает головой, — «всё ясно, всё понятно», — и подаёт Павлику бумажку.

— Деньги есть? Хорошо! С этой бумажкой пойдёшь в Дом колхозника, там остановишься. Рассаду снеси обратно на опытную станцию — скажи, я велел. Как только наладится телефонная связь, — сообщу о тебе. Как будто всё? Впрочем, нет! Каждое утро будешь являться сюда! На поверку! Понятно?

На улице шофёр прощается с Павликом: «Не горюй, парень, три дня пролетят, не заметишь».

В другое время Павлик прожил бы в городе не три дня, а хоть целую неделю. Он бы нашёл, что тут делать! И в мастерских ремесленного училища побывал бы, и в кино походил бы, и рыбу у плотины электростанции половил. А что сейчас ему делать? Сдать рассаду и ждать, когда можно будет ехать обратно? Но ведь Егорушка ждёт его сегодня. Ведь завтра утром надо высаживать землянику. Нет, надо что-то придумать, чтобы добраться до Ольховки. А вот как добраться? По шоссе не проехать… Может быть, по окружной дороге? Он знает, такая дорога есть. Через лес, мимо старых вырубок, за ними болото, а там уж начинается Ольховский бор. Только разве там машина пройдёт? Там и на лошади не проедешь. Особенно по болоту.

Неожиданно Павлик останавливается. Он как будто смотрит, где ему ближе пойти на опытную станцию. Вот здесь по тропе или через берёзовую аллею? На самом же деле он думает о другом. По окружной дороге не проехать, но по ней можно пройти. А что если двинуться пешком? Ящик легкий, его картонка с фуражкой и маленький пакет ещё легче, так чего же он стоит, раздумывает? Подумаешь, пройти двадцать пять километров! Так ведь это до сельсовета, а до сада девятнадцать! А до Ольховского бора ещё меньше — тринадцать! Нет, он не будет сдавать обратно рассаду и жить три дня в Доме колхозника тоже не будет. А сделает просто: ящик на плечо и в дорогу! И, легко подняв свой ящик, Павлик идёт по тропке, не доходя опытной станции, сворачивает на просёлочную дорогу и направляется к ближнему лесу.

Павлик шагает спокойно, зная, что надо беречь силы, итти так, чтобы не натереть ногу, не намять ящиком плечо. А ещё, чтобы была короче дорога, не надо думать о ней. Ну вот почему бы не спеть что-нибудь? Мало ли песен! И он идёт и поёт. И с песней он входит в лес. А в лесу солнце, в лесу весна. И Павлику кажется, что это не он, а сама весна идёт по лесу и поёт весёлым звонким голосом.

Дорога тянется по песчаным боровым местам и шагать по ней легко. Но всё же там, где просека выходит к озеру, Павлик опускает свою ношу. Надо дать отдохнуть рукам. Но долго отдыхать нельзя. Надо снова трогаться в путь. И он идёт в обход озера. Сколько он прошёл — три, четыре, пять километров? Кругом лес и лес, ни столбов, ни вешек — поди узнай! Но всё равно, сколько ни пройдено, впереди еще не мало километров. Только одно плохо: всё чаще и чаще приходится перекладывать ящик с плеча на плечо и останавливаться. Ну да ничего. Не маленький он — выдержит.