Георгий Шторм - Повести

Святослав еще больше нахмурился и сурово спросил Калокира:

— Не лукавит ли царь Никифор, говоря о дружбе? Не было ее между нами прежде — для чего говорит он о ней теперь?

— У императора много забот, — ответил посланец. — Войска его сражаются против сарацин [74] Сарацины — арабы. и латинян, готовятся воевать болгарские крепости на Дунае. Императору трудно; он ищет союзников и надеется на помощь князя Руси.

— О какой помощи просит меня царь Никифор?

— Он хочет, чтобы руссы помогли ему сокрушить Болгарское царство.

— Болгарское царство?!

Калокир склонил голову в знак того, что князь не ошибся, а Святослав гневно заговорил:

— Болгары — наши друзья! Никогда не ходила на них Русь войною! Как смеешь ты предлагать нам такое бесчестное дело? Мы не наемники, подобные печенегам, и нас не соблазнят царские дары!

Калокир выдержал взгляд князя и тихо ответил:

— Если ты дозволишь говорить с тобою тайно, я открою тебе великие дела.

Святослав покачал головой:

— Я не таюсь от своих дружинников, и нам нет нужды беседовать тайно.

— Тогда слушай… Болгарские послы приходили к Никифору. Он велел их бить по щекам и выгнать вон. Будет война. Но базилевс хочет воевать чужими руками. Он хочет, чтобы руссы сражались с болгарами, чтобы вы изнурили себя взаимной враждою. И вот я, Калокир, советую тебе без лукавства: иди в Болгарию, но не как недруг, а заключи с нею союз!

Святослав усмехнулся. Светлые усы его раздвинулись, потом снова сомкнулись подковой, и он спросил, положа руку на меч:

— Разве ты не боишься, что я выдам тебя царю Никифору?

Грек пожал плечами:

— А какая тебе от того корысть?

— Ты посол, — продолжал Святослав, — но речь твоя на речь посла не похожа. Для чего даешь ты мне такие советы? Или ты думаешь меня обмануть?

— Нет, — сказал Калокир, — я думаю обмануть императора.

— А тебе-то какая от того корысть?

— Я хочу награды, какой не может дать мне Никифор: хочу покоя и власти вдали от него.

— Слова твои непонятны.

— Император коварен! — сказал Калокир, блеснув глазами. — Сегодня он ко мне милостив, а завтра отрубит голову или посадит на кол. Я сын херсонского правителя и хочу сам стать правителем этой области. Херсон — владение императора; я сделаю его своим владением, и мы заживем с тобой в мире и дружбе. Помоги мне, князь! Это будет наградою за совет.

Но Святослав молчал. И Калокир заговорил снова:

— Я скажу тебе все без утайки… Никифора не любят. Кто знает, может быть, с твоей помощью мне удастся… овладеть троном… Подумай: какой тогда у тебя будет друг!

Святослав опять усмехнулся:

— Высоко ты метишь! Да не пожалеть бы после: кто много ищет, может многое потерять.

— Решайся, князь! — с жаром сказал Калокир. — Базилевс называет руссов и болгар варварами и рано или поздно будет воевать с тобою. Он хочет захватить богатую Болгарскую землю — ты же ее защитишь!

— Да, — задумавшись, произнес Святослав, — Болгарская земля богата. Там сходятся пути от многих народов; по этим путям идут на Русь от чехов и венгров серебро и кони, а из Руси — мед и воск, рыба и дорогие меха.

— Так! — сказал Калокир. — А что будет с медом, воском, рыбой и дорогими мехами, если пути эти переймет Никифор?

Тень прошла по лицу Святослава, и гневные искорки метнулись в его голубых глазах.

— Что скажете, братья-дружина? — быстро спросил он.

— Веди нас! — ответили воины и Свенельд.

— Тому и быть! — сказал послу Святослав. — Напиши царю, что я дары его принимаю.

Грек поклонился и, торжествуя, воскликнул:

— Я напишу, что ты пошел на болгар войною, а сам пойду за тобой к Дунаю как твой друг и брат!..

Под ярким небом на берегу Мраморного моря раскинул свои дворцы и храмы Константинополь, или, как называли его на Руси, Царьград.

Тройные стены защищали его с суши. Их окружали рвы, наполненные морской водою; плотины удерживали воду на покатых местах.

За высокой оградой стояли дворцы. Самые большие из них назывались: Вуколеон и Магнавра.

В Вуколеоне жил император Никифор. Перед этим дворцом было высечено из камня изваяние: лев, борющийся с быком.

Городская стража зорко смотрела вдаль — на азиатский берег: оттуда чаще всего следовало ожидать опасности. Цепь маяков издалека передавала весть в столицу. По их огням стража узнавала, что арабы готовы вторгнуться в империю, и маяк Магнавры мгновенно зажигал свои огни.

Тогда панцирь, меч и щит императора вывешивали над главными дворцовыми воротами. Это был знак выступления в поход.

Прошло полгода с тех пор, как Никифор в последний раз вывесил свои доспехи. Удача сопутствовала ему. Послав Калокира в Киев, он выступил против арабов, разбил их в Сирии и возвратился домой.

Но невесело встретила его столица. Никто не радовался победе. Народ роптал, подавленный налогами и нуждою, а брат император, скупив хлеб и оливковое масло, продавал их по небывало дорогой цене.

Опустела казна, и все были недовольны Никифором: богатые — потому, что перестали получать от него подарки, бедные — потому, что он не мог их накормить.

Низкорослый и тучный, с седеющей бородкой и багровой бычьей шеей, угрюмо бродил он по своему дворцу. Дворцовые покои были затянуты шелком; мраморные полы усыпаны розами; сверкала эмаль; искрились самоцветные камни — богатства империи, этой «пиявицы Вселенной», веками угнетавшей все вокруг.

Войной и торговлей жила Византия. Подневольный труд земледельца приносил ей достаток, искусство ремесленников создавало славу и блеск.

Отовсюду стекались в Константинополь товары. Византийские купцы разъезжались по всему свету. Они бывали в Италии, Испании, Галии, попадали даже в Индию и Китай.

Весь мир мечтал о волшебном городе. О нем рассказывали чудеса на Западе и Востоке. Певцы распевали о залах Вуколеона, освещаемых по ночам карбункулами, и о кружащихся залах Магнавры, которые приводит в движение морской прибой.

И вот этот город, которому не было равного по богатству и силе, стал клониться к упадку: беспрестанные войны истощили его. Надвигался голод, росло недовольство. Страх закрадывался в сердце Никифора. Его пугали ходившие по дворцу слухи, и более всего — слух о том, что начинают роптать войска.

Византийские полководцы не раз убивали своих императоров и сами воцарялись на их троне. Базилевсу приходили на память такие убийства, и он боялся, что то же случится и с ним.

Его полководец Иоанн Цимисхий прославился в недавних битвах с арабами; войска любили его, и он мог их легко увлечь за собою. Это был пылкий, львиной отваги и силы воин. Он перепрыгивал через четырех коней, поставленных рядом, а за сто шагов попадал стрелой в кольцо…