Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь

Тебе еще не надоело читать мои излияния, Аня? Знаешь, у тебя очень красивое имя. В отличие от моего. Одному папе оно безумно нравится. Яна и Ясек унаследовали свои имена от родителей, так что у нас в семье две Янины и два Яна. На мою долю, к сожалению, ничего не осталось, потому что родителей у нас всего двое. Впрочем, тебе я признаюсь, хотя хвалиться тут нечем. Честно говоря, меня назвали в честь козы. Да, да, я именно это хотела написать! В честь козы. Когда мой папа был маленький, он одно время жил у своего дяди в деревне, и ему приходилось пасти козу. Папа ужасно к этой козе привязался, она как будто была очень симпатичная. Звали ее Агата. Вот откуда взялось мое имя. Может быть, конечно, козе оно и подходит, но я-то не коза… В школе меня зовут Агава.

Пани Капустинская повесила занавески. Я с облегчением вздохнула: это предвещало близкий конец уборки. Почти целый час, кроме нас с ней, дома никого не было — Агата с длинным списком необходимых покупок гоняла по магазинам в поисках копченого лосося, который в этом списке занимал восьмое по порядку, но первое по значению место. У нас дома никто не любит копченого лосося, но почему-то мама глубоко убеждена, что без него не может обойтись ни один торжественный ужин. Сегодня Агата охотилась за лососем специально ради того, чтобы угодить изысканному вкусу старого маразматика. И эта печальная необходимость наполняла ее душу горечью.

— Во мне вскипает пролетарская кровь! — пожаловалась она мне перед уходом. — Точно он не может обойтись ливерной колбасой или хлебом с брынзой.

Напрасно я пыталась напомнить ей о традиционном польском гостеприимстве — пролетарское происхождение внушило Агате свои представления по целому ряду вопросов, и правила гостеприимства у нее связаны исключительно с брынзой.

Я заметила, что Агата вообще любит ссылаться на нашу бабусю — мамину маму. Все мы очень любим бабусю, а Агата вдобавок ужасно ею гордится, даже, пожалуй, кичится, как будто она у нас по крайней мере прославленный герой или известный ученый. Наша бабуся была прачкой. До войны и во время оккупации ей приходилось зарабатывать на жизнь стиркой, потому что дедушка умер, когда старшему из троих детей было восемь лет. Только после того, как дядя Томек начал работать, гора грязного белья в их доме постепенно стала уменьшаться. Потом вышла замуж тетя Инка, а за ней и наша мама. Теперь бабуся получает пенсию и живет с тетей Инкой и ее мужем. Тетя купила стиральную машину. Но в кухне у них до сих нор стоит громадная стиральная доска, сизые ребра которой потускнели от долгого бездействия. Всякий раз, когда мы приходим к бабусе, Агата отправляется на кухню, садится на белую блестящую табуретку и долго сидит, не сводя глаз со стиральной доски, точно хочет прочесть по ней историю бабусиной жизни и маминой юности. Бабуся в белоснежном переднике хлопочет на кухне, готовя для нас разноцветные бутерброды. С яичком, ломтиками помидора, ветчиной, зеленым луком, творожком и красным перцем. В руках у нее все кипит, хотя распухшие в суставах пальцы кажутся неловкими. Агата смотрит на эти искривленные пальцы, смотрит на доску, и душа ее переполняется уважением и любовью к бабусе. Мамино увлечение копченым лососем она склонна рассматривать как измену всему тому, что окружало маму в детстве. Измену бабусе и стиральной доске.

Поэтому я ни капельки не удивилась, когда Агата, вернувшись домой, ворвалась прямо ко мне с торжествующим возгласом:

— Нет нигде этого проклятого лосося! Я побывала везде, где только можно, клянусь! Как в воду канул! Правда, здорово? Если старый маразматик любит копченую рыбу, ему придется довольствоваться селедкой горячего копчения!

Агата разогрела обед. Не успели мы съесть суп, как под визгливый аккомпанемент транзистора явился Ясек.

— У Глендзена сестра, — радостно сообщил он. — Анджей на седьмом небе от счастья!

— У тебя целых две сестры, — ядовито заметила Агата, — но мне почему-то не приходилось слышать, чтобы ты по этому поводу благодарил судьбу.

— Но Глендзен мечтал о сестре, — поспешил Ясек отметить существенную разницу в своих чувствах и чувствах Глендзена. — Родилась час назад, весит три двести, длина метр пятьдесят пять!

— Метр пятьдесят пять? — изумилась я. — Да у нашей Агаты метр пятьдесят четыре! Ты что-то перепутал!

Ясек смерил Агату оценивающим взглядом.

— Хм… — буркнул он. — В самом деле, вроде чего-то здесь не так. Может, в ней всего пятьдесят пять, без метра, а? Или метр без пятидесяти пяти?

— Скорее всего пятьдесят пять, — предположила я.

— Все равно длинная, — с отцовской гордостью заявил Ясек. — Глендзен боится, как бы кроватка не оказалась мала. Он вчера ей кровать купил. Плетеную, вроде корзины.

— Если у этого несчастного младенца рост в самом деле метр пятьдесят пять, конечно, ноги будут торчать. А я не достала лосося, — похвалилась Агата.

— Здорово! — обрадовался Ясек. И вдруг схватился за голову: — Черт побери! Совсем забыл… Я же обещал папе сходить в парикмахерскую. Только баки отстригать я не буду, — твердо сказал он. — Надеюсь, старый маразматик не станет из-за моих баков срезать у папы премию!

…Старый маразматик опоздал на пятнадцать минут. Агата сидела у меня в комнате, когда в дверь позвонили. Мы услышали радостные восклицания родителей.

— Две минуты назад мама вздыхала и говорила, как бы ей хотелось, чтобы этот визит уже был позади. А теперь… Ты только послушай: «Наконец-то вы к нам выбрались, мне очень приятно…» — шипела Агата, прильнув к замочной скважине.

— Тише, еще он услышит, — одернула я ее. — Лучше расскажи, какой он из себя! Ты что-нибудь видишь?

— Вижу. Ясек помогает ему снять пальто. И улыбается, предатель! Ты бы на него поглядела… рот до ушей!

— Ты лучше про маразматика расскажи.

— Он стоит спиной. Высокий. Волосы темные, но спереди, наверно, лысый…

— Почему ты так думаешь? Ты видишь лысину?

— Видеть не вижу, но чутье мне подсказывает, что спереди у него волос маловато… — бормотала Агата. — Розы принес, в целлофане… Мама их нюхает через целлофан…

— Агата! — громко позвала мама. — Выйди, поздоровайся и поставь в воду эти дивные цветы!

Агата отпрянула от двери и подбежала к моей постели.

— Пока, сестрица, выхожу на сцену! Благовоспитанная барышня сейчас поставит цветочки в вазочку. «Ах, какие чудесные розы, мама!»

И Агата ушла, неплотно прикрыв за собою дверь.

— Здравствуйте, — услышала я сладкий голосок. И спустя минуту: — Ах, какие чудесные розы, мама!