Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь

— И еще мне кажется, что, если бы наше поколение росло одновременно с поколением наших родителей, то мы бы тоже… точно так же… мы были бы такие же, как они… и тоже отдали бы все…

И, не договорив, Иська плюхнулась обратно на скамейку, как будто не выдержала тяжести своего признания. А учительница взяла у нее дневник и молча, без единого слова, поставила пятерку, такую громадную и жирную, что ее можно было разглядеть даже с последней парты. Иське отчего-то стало ужасно стыдно, она покраснела как рак и закрыла лицо руками, чтобы никто этого не заметил.

А потом и у других развязались языки. Кое-кто говорил вполне толково, но некоторых было просто смешно слушать. Например, Юрек заявил, что, по его мнению, ответственность за свою страну должна проявляться в добросовестном труде. Вроде бы все верно, но даже учительница улыбнулась, когда он так высказался, потому что каждый знает, какой Юрек ужасный лентяй: кому-кому, а ему понятие «добросовестный труд» известно только понаслышке. Но учительница не стала спорить, она вежливо сказала:

— Хорошо, садись, — и кивнула Ясеку, который тоже изо всех сил тянул руку.

У меня потемнело в глазах. Сейчас он такое выдаст… А он сказал, что в понятие ответственности за родину, как ему кажется, входят также честность и порядочность.

— Я знаю случаи, когда люди волокут что попало с работы! — сказал он. — И потом заявляют: я тут кое-что «сорганизовал». А по-моему, это все равно, что «стащил». Те же самые люди внушают своим детям, что воровать нельзя; из портфеля сотрудника они и вправду ничего не возьмут, но государственное добро для них точно собственный карман, куда не грех время от времени запустить руку.

Я так и подскочила — ведь Ясек говорил про нашего соседа, пана Петра, который вечно что-то «организовывает», но мне бы никогда в голову не пришло вывести уважаемого соседушку на чистую воду. Впрочем, я одна поняла, кого Ясек имеет в виду. У Ханки Василевской, например, сразу вытянулась физиономия, потому что она не далее, чем вчера, «сорганизовала» целую пачку мела — ей, видите ли, понадобилось почистить белые тапочки. Потом говорили еще несколько человек, но учительница никому, кроме Иськи, оценки не поставила.

Я думаю, что если б не этот урок обществоведения, конец дня в нашем доме прошел бы тихо и мирно. Но, к сожалению, и Ясек и Агата были настроены философски, и, должно быть, это послужило причиной конфликта, который с вулканической силой вспыхнул между ними и родителями.

Началось все с пустяка. Я слышала, как за обедом Агата без умолку трещала, восхищаясь необыкновенными способностями сестры Анджея Глендзена. Ясек угрюмо молчал. В конце концов Агата не выдержала и, расценив его молчание как вызов, сердито спросила:

— Не понимаю, почему тебя раздражает эта крошка? Твоя она, что ли?

— Слава богу, не моя. Я для Анджея многое готов сделать, но только не это! Боюсь, я никогда не решусь жениться на его сестрице. Мягко говоря, она не в моем вкусе!

— А кто тебя заставляет на ней жениться? — рассмеялась мама.

— Никто не заставляет, хотя Анджей не прочь со мной породниться. Знаешь, что он мне сказал? «Ты ее подожди! Не успеешь оглянуться, как она вырастет!» Я попытался ему объяснить, что между нами слишком большая разница в возрасте, но у него и на это нашелся ответ. Его дедушка, оказывается, старше бабушки на четырнадцать лет, и они прекрасно прожили всю жизнь.

Все, включая Ясека, засмеялись, но вдруг папа заявил совершенно серьезно:

— Кстати, я давно хотел сказать, что насчет жилья вам не придется беспокоиться. Ни тебе, ни твоим сестрам.

— Какого жилья? — удивилась Агата.

— Обыкновенного! Я завел на каждого из вас специальную сберкнижку. Чтобы вы по крайней мере квартирой были обеспечены, когда начнете самостоятельную жизнь.

Воцарилась тишина. Я понимала, что папа ждет бурного проявления восторга со стороны Агаты и Ясека — так, по крайней мере, поступила я, узнав, что вот уже много лет он откладывает для нас деньги из своей не бог весть какой зарплаты. Но мои уважаемые брат и сестра как воды в рот набрали. Первой наконец заговорила Агата:

— Мне очень жаль, папа, но я не нахожу в этой затее ничего хорошего…

— Как это? — опешил папа. — Что тебе в ней не нравится?

— Честно говоря, все. Я хочу начать самостоятельную жизнь с нуля.

— Да ты хоть на секунду задумалась над тем, что говоришь? — спросила мама. — Мы с папой начинали с нуля, и я, кажется, немало тебе рассказывала, как тяжело нам приходилось.

— Чем тяжелее, тем лучше, — решительно заявила Агата. — Не знаю, почему я должна помнить только о ваших мытарствах и забыть трогательные истории о том, сколько радости вам доставляла пустая картошка к обеду и черствый хлеб с редиской, или что-то в этом роде, на ужин, — обиженно закончила она.

— Агата права, — неожиданно вмешался в разговор Ясек. — Пора, в конце концов, решить, были вы тогда счастливы или нет. Я думаю, что были, и поэтому мне тоже не по душе затея с квартирой. Я хочу быть таким же счастливым — разве я не имею на это права?

— Не слушай, что они болтают! — крикнула мама. Это восклицание предназначалось для папы. — Чепуху всякую, лишь бы языком молоть! Вечно они всем недовольны. Из принципа!

— Вовсе нет! — возмутилась Агата, и я почувствовала, что вскоре мою сестру торжественно отправят в ванную. — Мама нас не понимает! Вот вы, взрослые, недовольны нашим поколением, говорите, что мы пришли на готовенькое, верно? Так ведь вы сами нас портите — сдуваете пылинки, шагу не даете сделать самостоятельно!

— Она права, — гробовым голосом изрек Ясек. — Кое-какие трудности на пути нам бы не помешали.

— Какие трудности, что ты плетешь? Мы говорим о жизни, а не о туристском походе, — вмешался папа. — Ты же не знаешь цены деньгам — разве бы ты сумел скопить на квартиру? Да ни за что! Сомневаюсь, что тебе когда-нибудь удастся отложить больше пятидесяти злотых!

— Если ты считаешь, что на твоем пути должно быть больше трудностей, изволь ежедневно ходить за покупками. Надеюсь, тебе известно, что каждый вечер я приношу по пять-шесть килограмм. Я готова отказаться от тяжелых авосек после целого рабочего дня, — резко бросила мама.

— Я не авоськи имел в виду, — буркнул Ясек. — Я говорил о квартире.

В результате он первый вылетел в ванную. Агата осталась одна на поле боя.

— Вы даже не в состоянии оценить, что папа для вас сделал, — с горечью заметила мама.

— Мы ценим… — тоненьким голоском пропищала Агата.

— Вы цените! Это очень заметно! — иронически воскликнула мама.

— Есть такое латинское выражение, — папа говорил уже гораздо спокойнее, — над которым тебе бы не мешало задуматься: fontes ipsi sitiunt, что означает: даже источники страдают от жажды. Интересно, приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что и мы с мамой тоже можем чего-то очень хотеть? Например, чтобы в будущем вы были счастливы?