Эмиль Офин - Тёплый ключ

Даже бессердечная Лена забеспокоилась:

— Так они с голоду умрут.

Позвали соседскую бабушку. Та заохала, запричитала:

— Вот климат! Вот климат лютый! Вчера — дождик, сегодня — мороз. Не успели улететь птички божьи. Пропадут.

— А если их в настоящую клетку посадить? Будут они кушать в клетке?

— Ишь чего придумал — в клетку. Это тебе не канарейка. Ласточка — птица вольная, перелётная. Ей тёплый простор нужен, чтобы крылышками махать. А в неволе, хоть ты её тортом «Сюрприз» корми, всё одно пропадёт. — Бабушка махнула рукой и ушла в кухню.

— Что же нам делать, Лена? Может, их завтра в школу отнести? В зоологический уголок, к кроликам?

— Эх ты, кролик. Не слышал ты, что ли? Бабушка сказала: нужен простор.

Костя тоскливо оглядел небольшую комнату — потолок, стены. Его взгляд задержался на репродукторе. И хотя передавали совсем неинтересное — что-то про чугун, которого «выплавили на шестнадцать процентов больше, чем в прошлом квартале», — Костя продолжал смотреть на коричневый маленький ящичек. И Лена тоже смотрела на репродуктор.

А потом брат и сестра посмотрели друг на дружку, и Костя сказал:

— Граждане! Пользуйтесь услугами Аэрофлота…

И Лена вдруг засмеялась. Сначала тихонько, а потом всё громче. Запрыгала, затрясла косичками:

— Где у нас коробка из-под твоих новых ботинок? Надо проделать в крышке дырочки…

По широкому Московскому проспекту идёт автобус. На нём написано: «Манежная площадь — Аэропорт». А в автобусе едут двое ребят, как две капли воды похожих друг на друга; оба они в одинаковых тёплых куртках. И нельзя было бы разобрать, кто из них мальчик, а кто девочка, если бы у Лены из-под шапки не торчали косички.

Шофёр и пассажиры автобуса уже знают, куда и зачем едут эти двойняшки. Пассажиры оживлены, взволнованы.

Женщина в очках говорит:

— Надо завернуть коробку поплотнее в шарфик, а то ласточки замёрзнут.

А мужчина с бородой говорит:

— Надо немножко развернуть шарфик, а то ласточки задохнутся.

— Да снимите вы совсем этот шарфик! — кричит из своей стеклянной загородки шофёр. — Я же включил добавочный обогрев.

Но пассажиры не унимаются.

— Интересно, сколько сейчас градусов в Ялте? — говорит один.

— Теплее всего в Ашхабаде, — говорит военный.

— Эх, жаль, что я еду в Мурманск, — говорит морской офицер.

На Благодатном в автобус входит контролёрша. Пока она проверяет билеты, пассажиры успевают рассказать ей про ласточек, и она не хочет проверять билеты у двойняшек. Вместо этого она спрашивает:

— А на обратный проезд у вас есть?

Автобус проезжает станцию Шоссейную, сворачивает вправо, на прямую, как стрела, аллею. В конце аллеи здание с колоннами и с высокой белой башней — Аэропорт.

Один пассажир говорит другому:

— Аркадий Павлович, возьмите, пожалуйста, мой чемодан. Я пойду с детьми.

Он берёт близнецов за руки и ведёт их в вестибюль — мимо киоска «Союзпечать», мимо кафе с разноцветными пластмассовыми столиками, мимо ларька «Сувениры» — прямо в комнату к высокому седому человеку в лётной форме. Это, наверное, начальник — вон сколько у него нашивок на рукаве.

Начальник сразу всё сообразил. Он только приподнял крышку коробки, взглянул на ласточек, а потом нажал кнопку и спросил у репродуктора на столе:

— Алло, как там триста пятьдесят третий?

— Триста пятьдесят третий заканчивает, — ответил женским голосом репродуктор.

— Идёмте, — сказал начальник. — Быстро!

В вестибюле грохочет голос диктора: «Заканчивается посадка на самолёт, рейс триста пятьдесят третий, следующий по маршруту Ленинград — Адлер. Пассажиров просят пройти к самолёту. Выход на лётное поле только в сопровождении дежурного по аэродрому».

А Лену и Костю сопровождает сам начальник. Он держит их за руки, а Лена крепко держит коробку. Они выходят на лётное поле. Ух, сколько здесь самолётов, и какие большие! Но этот — больше всех, особенно вблизи. Размах его крыльев такой, что под ними свободно проезжает бензиновая цистерна, а сам он похож на огромную птицу, вставшую на чудовищные лапы. В её белом брюхе чернеет дыра, к дыре приставлена лесенка, на ступеньках стоит загорелая девушка в красивой форменной тужурке и в сдвинутой набекрень шапочке-пилотке.

— Надежда, вот тебе два безбилетника, — говорит начальник и отдаёт ей коробку с ласточками, — выпустишь их там. Привет югу.

— Привет югу! — кричит Лена.

— До свиданья, ласточки… — тихо говорит Костя.

…Ровно через три часа сорок минут под крылом самолёта замелькали зелёные холмы Адлера. Лёгкий толчок — и машина покатилась по бетону аэродрома. Первой на трап ступила стюардесса Надежда.

Она раскрыла коробку.

— Ну!..

И ласточки полетели. Они исчезли в тёплом просторе солнечного юга, и Надежда смотрела им вслед, держа в руке пустую коробку из-под Костиных ботинок.

Костя и Лена в это время сидели дома за столом и обедали.

В сиреневых ленинградских сумерках за окном крутилась метель. Костя то и дело проносил ложку мимо рта, потому что смотрел в учебник географии.

— Где теперь наши ласточки? Может, улетели в Турцию, а может в Африку… Они вернутся, Лена?

— Будешь ты, наконец, есть? — сердито спросила сестра. — Оставь сейчас же книжку.

Костя послушно закрыл учебник. Спорить с Леной опасно: у неё в руке поварёшка. Он только сказал:

— Ведь они тут родились…

А про себя подумал: куда бы они ни улетели — в Турцию или ещё дальше, — всё равно вернутся. Не такой уж климат в Ленинграде лютый, как думает соседская бабушка. До свиданья, ласточки!

В то утро Елена Владимировна вошла в класс за пять минут до звонка, и не одна. Она привела с собой темноволосую девочку-худышку.

— Доброе утро, дети. Это — Валя Рыжова. Будет учиться с нами. Знакомьтесь.

Учительница ободряюще улыбнулась Вале, легонько подтолкнула её к ребятам, а сама вышла из класса.

Ребята смотрели на новенькую. Ничего особенного — школьница как школьница: коричневое платье, чёрный фартук, две косички с бантиками. Лицо тоже обыкновенное, только бледное чуть-чуть. А глаза большие, круглые и часто моргают — вроде бы испуганные.

— Чего ты топчешься возле дверей? Не бойся, иди сюда, — позвал Борька-Медведь.

Борька — самый сильный мальчик в классе, главный заводила и насмешник. Если, например, прыгать через парты или устроить кучу-малу, он первый. Впрочем, ученик он тоже первый. Может быть, поэтому он и насмешничает над отстающими и лентяями. Дразнит, задирает при всём классе, доводит по-всякому. А потом вдруг двоечник становится троечником, а то и четвёрки начинает хватать. И это у Борьки называется «взять на буксир». Волосы у Борьки кудлатые, на веснушчатом некрасивом лице почти всегда улыбочка. И если он обращается к кому-нибудь с этой улыбочкой да ещё нежным голосом, значит, наверняка жди подвоха: или за косу дёрнет, или подножку даст.