Владимир Разумневич - Лето на колёсах [Повести]

Если бы у Васи Климова спросили, зачем он на чердак взобрался, Вася бы ответил: «И не чердак это вовсе. Наблюдательная вышка! Я — часовой на посту!»

Но никто Васю об этом не спрашивает. Мать уходила утром на ферму коров доить — не спросила. Наказала лишь за цыплятами присмотреть, чтобы на улицу не убежали. Отец, собираясь в поле, вывел мотоцикл из-под навеса, на прощание помахал сыну рукой — и тоже ни о чём не спросил. Дедушка Анисим прошагал в скрипучих сапогах через двор, а на чердак даже не глянул, словно ему безразлично, чем там внук занимается. Громыхнул задвижкой на калитке и прямиком — в колхозное правление.

У взрослых с самого утра свои заботы. Первоклассник Вася тоже не сидит без дела. Он, как пограничник, ведёт наблюдение за местностью.

Дом стоит на пригорке, у самого края села, и сверху, с чердака, Васе далеко видно. Сразу же за околицей начинается поле. Оно широкое и беспокойное. Жёлто-зелёные волны бегут наперегонки всё дальше и дальше к горизонту.

Солнце до того раскалилось в полдень, что и глянуть на него опасно — ослепнуть можно. Если и дальше будет так припекать, то скоро всё поле станет золотым, и тогда начнут косить рожь. Колхозные комбайны, как объяснил Васе отец, уже «в полной боевой готовности».

— А когда приказ о наступлении поступит? — спросил Вася отца.

— Вот рожь поспеет, — ответил он, — и председатель колхоза товарищ Морозов даст команду: «Поехали!» И мы двинемся в наступление.

— Я тоже хочу наступать.

— Нос не дорос, — засмеялся отец и легонечко щёлкнул сына по носу. — Пусть ещё немного подрастёт.

— У Сеньки Морозова нос меньше моего, а ты его прошлым летом к себе на комбайн брал.

— Как было не взять, коли председатель колхозный за сына поручился.

— А ты за меня поручись. Я же твой сын!

— Что верно, то верно! — засмеялся отец. — Придётся, видно, и за тебя похлопотать.

И Вася начал готовиться, как приказал отец, к «битве за урожай».

Прежде всего он разыскал в дедушкином сундучке огромные комбайнерские очки с резиновой тесёмкой. Левое стекло было треснуто. Но и в таких очках Васю не узнать. В один миг превратился в комбайнера, а может, даже и в лётчика.

Потом Вася достал из сундучка огромный медный бинокль. Он уцелел у дедушки со времён гражданской войны. Вася повесил бинокль на грудь и подошёл к зеркалу. Теперь он ясно увидел, что похож на Чапаева.

Чтобы усилить своё сходство с прославленным полководцем, Вася нахлобучил на голову дедушкину папаху-чапаевку. В папахе было жарко. Но Вася мужественно терпел.

Когда мать пришла с колхозной фермы, Вася уговорил её сшить ему гимнастёрку. Точно такую, как у дедушки на пожелтевшей фотокарточке. Мать сначала не поняла, зачем сыну такая гимнастёрка. Вася объяснил, что он вместе с отцом будет «сражаться» за хлеб. Мама понимающе покачала головой и села за швейную машинку. Стала кроить и шить.

Утром Вася примерил новую гимнастёрку. Она пришлась ему тютелька в тютельку. Вася восхищённо трогал большие, во всю грудь, красные застёжки на сукне и, довольный, представлял, как мальчишки будут завидовать ему, когда он появится на улице в красноармейской гимнастёрке, в папахе, с биноклем и в очках, как у лётчика.

Первым человеком, перед которым Вася предстал во всём своем героическом виде, был отец.

— К выходу в поле готов! — громко отрапортовал Вася и по-военному отдал честь.

— Кто же так на уборку наряжается! — ухмыльнулся отец. — Папаха да ещё бинокль!

— Сам же говорил, — надул губы Вася, — надо быть в полной боевой готовности.

Отец вспомнил, что он и вправду говорил так сыну, и не стал спорить. Для него, бывшего солдата, который год работающего комбайнером в колхозе, жаркая пора жатвы всегда казалась боевым временем. За штурвалом комбайна он по-прежнему чувствовал себя солдатом.

— Ну что ж, Васятка, — сказал отец, — покажу тебе, как за хлеб надо сражаться.

— Мы победим! — воскликнул Вася.

— А как же иначе! — Отец потрогал бинокль на Васиной груди: — При таком-то снаряжении…

— А скоро поступит приказ «Поехали!»?

— Потерпи немножко.

— Потерплю. Главное, чтобы ты про меня не забыл…

И вот уже второй день Вася взбирается по лестнице на чердак и наблюдает в бинокль за дальним краем желтеющего поля. Там стоят комбайны. Издали все они — кирпичного цвета, с пятнышками на боках — похожи на божьих коровок. Какой из комбайнов принадлежит отцу, даже в бинокль не разберёшь.

Пока хлеб ещё не дозрел, комбайны стоят без дела. Но наступит время, и оживут эти «божьи коровки», поползут по золотому полю, зашумят, застрекочут, оставляя позади себя щетинистую стерню и вороха отработанной соломы. Комбайны будут стрекотать, пока не уберут урожай до последнего зёрнышка. Скорей бы жатва началась!

Свесив босые ноги с чердака, Вася не отрывает глаз от бинокля. Зелёные островки, которые ещё вчера виднелись кое-где в золотом море ржи, теперь словно растаяли под солнцем, слились с желтизной всего поля.

Наверное, комбайны вот-вот пойдут в наступление. Почему же отец не зовёт на помощь? А что, если он один, без него, Васи, решил управиться?

Расстроился Вася и ударил грязной пяткой по лестнице, приставленной к чердаку. Лестница накренилась и гулко рухнула на землю. Вася подобрал под себя ноги. Испуганно посмотрел вниз. «Чердак высоко, — подумал он. — Прыгнешь — костей не соберёшь. Эх, если бы раздобыть канат и на нём спуститься, как альпинист с горы, прямо под навес…» Глянул — под навесом вокруг клушки возятся пухленькие, словно одуванчики, цыплята, что-то выискивают своими розовыми клювами. Пёстрая клушка насторожённо вертит головой. Высматривает, не зарится ли кто на цыплят…

«Стоп! А где же тачанка?» — Вася только теперь заметил, что под навесом пусто. Ещё вчера там стояла дедушкина тачанка, старая, как говорится, «видавшая виды», боевая тачанка. А сейчас её нет. Куда она подевалась? Вася в отчаянии.