Георгий Северцев-Полилов - Царский духовник

Вновь избранный митрополит хотя и выказывал явно свое дружелюбие к князю Ивану Шуйскому за свое избрание, но в душе питал к нему неприязнь.

— Негоже так было поступать с дьяком Мишуриным и митрополитом Даниилом, — говорил он своим близким и преданным людям.

Мишурин был по приказанию Шуйского раздет догола, а митрополит Даниил свергнут, по желанию тех же князей Шуйских.

Хотя собор уже окончился, новгородский владыка все еще оставался в Москве. Вначале его задерживала распутица, а затем вновь избранный митрополит, прослышав о просветительской деятельности Макария в Новгороде, просил его сам остаться в Москве на некоторое время.

Новгородский владыка послушно исполнил просьбу Иоасафа и пробыл в Москве все лето до начала осени.

— Отпусти ты меня, — обратился наконец Макарий к митрополиту, — паства моя сиротеет, аки овцы без пастыря, коли тебе нужно знать о моем новгородском деле, оставляю тебе попа Сильвестра, ему все известно не меньше меня самого, он тебе все расскажет.

Новгородский архиепископ отправился восвояси, оставив в Москве Сильвестра, которого новый митрополит причислил в число временных священников Благовещенского собора.

Мало-помалу неизвестный до сих пор новгородский иерей стал приобретать влияние у нового митрополита. Знания Сильвестра, столь редкие для того времени, сразу выделили его среди невежественного соборного духовенства. Зоркий Иоасаф также отметил его. Сильвестр во многом был ему полезен советом, он нередко решал дела по его указанию.

Малолетний Иоанн IV был бессилен, как говорит по его собственным словам летопись:

«Оставшись с братом Георгием круглыми сиротами по смерти матери нашей Елены, много перенесли мы горя от боярской власти. Подданные наши, хотевшие увеличить только свое достояние, нашли царство без правителя, о нас, государях своих, заботиться не стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, стали враждовать друг с другом. И сколько зла они наделали! Сколько бояр и воевод, доброхотов отца нашего, умертвили! Дворы, села и имения дядей наших взяли себе и водворились в них! Казну матери нашей перенесли в большую казну!..»

Вот как обращались ближние бояре с малолетними князьями, порождая со стороны последних ненависть к себе.

После одной из служб в Благовещенском соборе к служившему Сильвестру подошел молодой человек, по обличью служилый дворянин, и просил благословить его.

— Господь тебя благословит! — проговорил священник, благословляя просителя. — Какую нужду ко мне ты имеешь, сказывай!

— Нужды, отец честной, у меня к тебе не имеется, а слух про тебя идет, что ты книжное дело гораздо превзошел, так хочу тебя просить помочь мне его осилить, желание большое имею греческую мудрость познать.

— Доброе задумал, господине, — скромно ответил ему Сильвестр, — приходи ко мне, я тебе все, что только сам разумею, открою и, коли желание свое не покинешь, изучить помогу.

— Спасибо, отче, что не отказал в моей просьбе, по гроб благодарен тебе буду.

— Скажи, как звать-то тебя, господин честной, какого ты рода: боярин, сын ли боярский али гость из торгового ряда?

— Имя мое Алексей Адашев, московским дворянином значусь, к учению с младых ногтей моей юности стремился я всем моим сердцем, да не благословил меня Творец всемогущий всю трудность ученья охватить.

— Что же, не беда, время еще не ушло, не перестарок ты еще какой, пользу себе из ученья извлечь сумеешь!

Эта встреча Сильвестра с Адашевым была первым звеном, сковавшим их дружеские отношения и сослужившая им обоим большую службу.

Недолго дружил новый митрополит с возведшими его в этот сан князьями Шуйскими.

Иоасаф заметил, что малолетний великий князь не раз вспоминал о заключенном в темницу князе Вельском, но князь Шуйский, не оставлявший ни на минуту Иоанна, старался отвлечь мысли великого князя от бывшего его любимца.

Иоанну IV шел двенадцатый год, это был на редкость способный юноша с восприимчивым, увлекающимся характером. Молодая натура все равно что воск, она легко поддается влиянию, на нее оказываемому. Кто знает, будь в это время у малолетнего Иоанна в руководителях и советниках лучшие люди, из него могла бы выработаться, вместо жестокого властителя, видевшего везде измену и зло, светлая личность созидателя Руси, предвестника Великого Петра!

Но окружающие его бояре заботились только о собственных выгодах и ради них дурно направляли еще далеко не сложившийся характер молодого правителя, не останавливая его жестоких наклонностей и стремлений.

— Что ты, батюшка князь, закручинился, на полеванье сегодень не поехал? — льстиво спрашивал Иван Шуйский юношу. — Аль тетива на луке твоем поослабла, стрелы калены затупились, сокола не взмывают за легкой пташкой в поднебесье?

Иоанн угрюмо молчал. Его пытливый ум не довольствовался одной охотой, он искал другого занятия, ему хотелось скорее выпутаться из тенет, которыми его опутали приближенные к нему бояре, самостоятельно править Русью.

Хитрый Шуйский догадывался о желании молодого князя и, чтобы отвлечь его от этих мыслей, сказал:

— Надумал я ноне для тебя ину потеху, спасибо мне скажешь за нее!

Иоанн обернулся к хитрому царедворцу.

— Каку таку? Сказывай! — спросил он быстро.

— Взойдешь ты, батюшка наш, на теремную вышку, а сокольнички будут тебе в те поры петелов подавать…

— Ну, — нетерпеливо перебил Иоанн.

— А ты зачнешь этих петелов сверху сбрасывать… Они кричать станут, а тебе это будет в веселье и радость!

Новая забава пришлась по душе юноше: много петухов, сброшенных с вышки, разбились, твердая земля окрасилась их кровью.

— Лети и ты, — с каким-то удальством крикнул молодой князь, кидая небольшого петушка.

На этот раз птица, падая на землю, случайно задела о плечо проходившего по двору священника и не разбилась.

Сильвестр, возвращавшийся из собора, с изумлением посмотрел на теремную вышку, но никого не заметил на ней. Груда же разбившихся петухов, еле шевелившихся в крови, обратила его внимание.

— Кто побил этих не повинных ни в чем птиц? — громко спросил новгородец. — Что сделали они дурного тому человеку?

Шуйский, присутствовавший при княжой потехе, хотел было приказать схватить дерзкого порицателя, но Иоанн остановил его:

— Постой, князь Иван, дай дослушать его, до правды народной ты меня редко доводишь.

Юноша стал прислушиваться, но Сильвестр, огорченный увиденным зрелищем, молча прошел дальше.

— Прикажи схватить дерзкого попа, — снова заметил Шуйский, недовольный медлительностью князя.

— Не нужно, он сказывал правду! Негоже заниматься такою потехою, — сумрачно сказал Иоанн и сошел с вышки.