Лия Симонова - Лабиринт

Но что-то неведомое заставляло все же Арину топтаться у пивного ларька, который, на ее счастье, был наглухо закупорен. Спасаясь от забирающего в тиски холода, Арина похлопывала себя по бокам, приплясывала и ругала на чем свет стоит и Лынду, и всех его дружков, и Чуму, и Семгу, и Чижиху, а заодно и себя, доверчивую дуру.

— Эй! — крикнул ей Лында, возникнув совсем не с той стороны, откуда она ждала его.

Арина подбежала к нему, посиневшая, скрюченная, постукивая зубами. Лында поймал ее раскрытыми для объятий руками, потискал недолго, чтобы согрелась, предложил:

— Метнемся в кофуху, глотнем кофейку или бульончику?..

— Угу, — кивнула Арина, борясь с постукивающими зубами.

Прижимаясь к Валику боком, Арина, как губка, тянула в себя его тепло и постепенно успокаивалась. Теперь Валик ничем не отличался от себя вчерашнего, которого она любила.

В шумном и тесном кафе, где они сидели друг против друга, постепенно рассеялись остатки неловкости. Согревая лицо и руки над паром от бульона, котлет и кофе, Арина выложила Лынде все, что знала сама о ночном перезвоне, о дрянном слушке, пущенном Семгой по школе, о слабеньком Сонечкином хребте, который переломить для Семги — раз плюнуть, и о том, что Семга уже таскалась к Рембо фискалить и может науськать классную или завуча, чтобы заставили Сонькину мать обратиться в милицию…

Лында слушал ее не перебивая и никак не проявлял своего отношения к тому, о чем она с такой страстью рассказывала. В какой-то момент Арине почудилось, что он механически двигает руками и челюстями, не ощущая вкуса того, что ест, и не придавая значения ее переживаниям. Она собралась было потормошить его, потянулась к нему рукой, но Валик тут же очнулся, вскинул на нее ничего не выражающие глаза и недоуменно осведомился:

— Ну и чо?

Арина, надеявшаяся на бурную реакцию или на участие, смешалась, спросила, заглядывая Лынде в лицо:

— Что будем делать-то?

— А ничо, — спокойно и легко открестился от всех проблем Лында. — Нас чо, кто за ноги держал? Пусть шуршат. А с Рембо мы разбодались…

— Милиция же может нагрянуть, застать врасплох? — Арина старалась напугать Лынду своими страхами.

— Милиция? — загадочно-снисходительно улыбнулся Лында. — Нагрянет в бомбу? Через трубу? Да их туда калачом не заманишь. Это ж лабиринт, потемки. Нужны им приключения на свою голову!..

— Туда ж и через подъезд можно войти, — настаивала на своем Арина. — Вы пробовали открывать двери? Без запасного выхода нельзя. Мало ли что?..

— Во, и милиция тоже прикидывает: мало ли что? Они ж знают, с кем дело имеют. Услышим мы шум, уйдем по отсекам подальше, их за собой заманим и долбанем, как Кутузов Наполеона. А у них, как учил Дзержинский, горячее сердце, но ум холодный. Ясненько? Вот так. Ну а к дверям мы не лезли, потому как они, похоже, заточены, раз красной краской ручки помазаны…

— Чушь, — уверенно возразила Арина. — В нашей бомбе точно такие же двери были и ручки такой же краской испачканы. Ни фига они не заточены. В эти бомбы сто лет никто не заглядывал. Ну, наденьте перчатки резиновые на всякий случай.

— Ну, наденем, как прикажете, — посмеялся Лында. — А ты, как блоха, не скачи. Пощекочешь кого-нибудь ненароком, а у него, глядишь, нервишки шалят. Возьмет да и прихлопнет тебя. Топай домой, уроки учи или еще что делай, а вечером столкнемся, как договаривались. А эту Чуму не тягай за собой больше. Кому она нужна-то? Дикарю Чижиха нужна. Это он так с Чумой этой, от скуки. А Колюня если упадет на нее, пусть сам ее и волочёт, и за нее расхлёбывается. Мы его предупредим… — Лында подмигнул Арине и сунул в руки портфель, брошенный у ножки стула.

Арина напялила на себя куртку, натянула шапку и варежки, бросила Лынде: «Салют» — и двинулась к выходу…

Неприятный холодок тревоги снова выпустил свои щупальца. Пока Лында сидел напротив и они ели горячий бульон, она отпустила вожжи, размякла, оттаяла. Но ушла из кафе — и не унесла с собой ощущения, что кончилось ее одиночество и рядом есть человек, на которого можно опереться. Лында не Роман. И конечно, не Паша с Сашей, её родные души, её братики, пусть и некровные.

— Девушка, — услышала она за спиной, — вы не против познакомиться?..

Арина шарахнулась в сторону по кривой, как учил ее Роман, но два других его ученика умело преградили ей путь.

— Господи, Ключики! — навалилась Арина на сомкнувших плечи Пашу и Сашу. — Иду и о вас думаю, второй день о вас думаю, черти полосатые.

— А мы второй день тебя ищем. Звоним, звоним, все говорят: «Нет дома», — сказал Паша. — Сразу скажу, чтоб не тянуть волынку. Мать твоя под машину попала. Напилась в ноль и пошла через проспект поверху, без всякого перехода.

— Задавили? — осела Арина.

— В больнице. Без сознания. Мы узнавали. С нами поедешь или как? — Ключи смотрели на нее в упор, и от этого пристального, проникающего в нее взгляда ей становилось не по себе.

— Зайду домой, — не сразу отозвалась Арина. — Напишу записку отцу, схожу за Наташкой в садик.

Арина лукавила. Она страшилась увидеть мать на пороге смерти. И помимо того, поездка в больницу нарушала все ее планы, а ей хотелось все-таки заглянуть в бомбоубежище, встретиться с Лындой, несмотря ни на что…

— Ну в общем, ей уже ничем не поможешь, — сразу все поняли Паша и Саша. — Врачи сказали — она безнадежна. Вот мы записали для тебя телефон и адрес больницы. А хочешь, мы подождем?..

— Нет, — отозвалась Арина, — вы поезжайте. Я сама. Я позвоню вам…

Ключи довезли ее до дома и умчались на мотоциклах восвояси, а Арина пошатываясь поднялась в захудалую каморку отца и, не раздеваясь, кинулась на диван. Поскольку плакать она не умела, то застонала или, скорее, зарычала, как раненое и почуявшее непривычное бессилие животное. Она поклялась никогда не прощать матери её предательства, но теперь в ней снова пробудилась щемящая, горькая жалость, и никак не удавалось ее обуздать. Она не представляла себе мать мертвой, боялась увидеть ее искореженной и окаменевшей, но в то же время ее назойливо одолевала, наверное, постыдная в такой момент мысль, что после смерти матери они смогут перебраться в их старую большущую квартиру, где места для всех навалом и поблизости ее школа, ее друзья, Пашка и Сашка, и Роман. Она мечтала об этом. Но теперь перспектива расставания с Лындой вдруг напугала ее. Она уже сама не знала, чего хочет, и в отчаянии металась по дивану, издавая дикие, не похожие на человеческие звуки. Но они не смирили и не утишали ее муку…

Покинув подземелье на рассвете, Кирилл и Валик подались к развалюхе сарайчику, где у них в старом пустом бочонке, забросанные тряпьем, хранились джинсы и кроссовки фирмы «Адидас» для Рембо и стоял обещанный ему мотоцикл, по счастливой случайности дарованный старинными Ариниными дружками.