Лия Симонова - Лабиринт

— Я читала, что такое бывает, — уклончиво ответила Сонечка, испугавшись, что проговорилась, и, чтобы рассеять сомнения, если они возникли, добавила: — Есть такая книга «Унесенные ветром», там ее главная героиня, Скарлетт, любит всю жизнь Эшли, а когда его жена умирает и он становится свободным, она вдруг понимает, что он ей совсем не нужен. Она любит Рэтта Батлера, которого все считают невоспитанным и неблагонадежным… Вот я и решила спросить, что такое любовь?..

— Любовь? — задумалась Елена Егоровна. — Словами не определишь как-то… Но когда она приходит, чувствуешь это сразу…

— Что чувствуешь? — пытливо посмотрела на мать Сонечка.

«Наивная девочка, ребенок еще, — успокоилась Елена Егоровна, — и ни одного синячка на ее тельце, ни одной царапинки…» Она вскинула глаза, спохватилась, что не ответила дочери, сказала смущенно:

— Я не умею объяснить…

Разговор этот настораживал Елену Егоровну, но еще раз вызывать дочь на откровенность она постеснялась. После ванны они сели пить чай с медом и молчали. Елена Егоровна ждала, что Сонечка сама заговорит с ней, но Сонечка, морща лоб, бродила мысленно где-то далеко от кухонного стола, за которым они сидели. И Елена Егоровна не осмеливалась нарушить это путешествие. Она надеялась, всегда надеялась, что дочка сама расскажет ей всё, что сочтет нужным, когда захочет…

Николай Тихонович вкрадчивой, кошачьей походкой, так не совпадающей с его грузным телом, неслышно подкрался к ним сзади.

— Чаевничаете? — На этот раз его сладкий голос явно обманывал. — Замечательно, славно. Но пора бы уже и за уроки браться, барышня. Время позднее…

— Не пойду, — с несвойственным ей ожесточением воспротивилась Сонечка. И ее глаза, как стрелы, отравленные ненавистью, впились в Николая Тихоновича.

— Убедитесь же наконец, Елена, какая грубиянка эта развязная девица! — покрываясь пунцовыми пятнами, возмутился Николай Тихонович. — Я был в школе… Я выяснил, она плохо успевает… Она связалась с дурной девицей, у которой мать алкоголичка… И сама эта девка состояла на учете в милиции… и чуть не попала в притон… Завуч и староста недовольны вашей дочерью, Елена, но когда высказывают ей справедливые претензии, она распускает нюни… Все недоумевают в школе: почему она постоянно плачет? Это распущенность или болезнь?.. Если болезнь… — Николай Тихонович возвышался над матерью и дочерью, как демон, расправивший крылья, — ее надо лечить…

Елена Егоровна не успела оправиться от неожиданно натиска — поднялась Сонечка. Странная судорога свела лицо, пробежала по всему телу. Как рассвирепевший зверек, Сонечка прыгнула к Николаю Тихоновичу, ухвати руками за щеки, растянула их так, что круглые глаза мясистые губы превратились в тонюсенькие щелки, будто нарисованные. Сонечка плюнула в мерзкое, ненавистное лицо и, с необыкновенной ясностью вспомнив вдруг, как Арина, извернувшись, ногой ударила в пах Колюню Пупонина, в точности повторила ее движения.

Николай Тихонович задохнулся от боли, повалился на стул, смахнул невольные слезы. Сонечка, не замечая немого ужаса матери, распахнула окно и принялась вышвыривать в него одну за другой вещи Николая Тихоновича: кейс, костюм и рубашки из шкафа, бритву, зубную щетку и даже подушку, на которой он спал…

Все это она проделала молниеносно, в слепом безумии, не проронив ни слезы, ни слова. Завершив это жуткое действо, Сонечка слишком для нее проворно вспрыгнула на подоконник и, если бы Елена Егоровна, вовремя оправившаяся от шока, не ухватила ее за подол, вылетела бы в окно вслед за вещами.

— Ее место в сумасшедшем доме! — завизжал Николай Тихонович, поспешно накидывая на себя пальто, не замеченное Сонечкой в прихожей, чтобы отправиться за своим имуществом.

Сонечка дико посмотрела на отчима отсутствующими, пустыми глазами и, не дав опомниться ни ему, ни матери, в домашних тапочках и халате выскочила на лестницу, нажала на кнопку лифтовой кабины, оставшейся на их этаже после возвращения Николая Тихоновича.

Когда Елена Егоровна вслед за дочерью выбежала на улицу, Сонечку она не нашла. Сонечка словно сквозь землю провалилась.

Елене Егоровне и во сне не привиделось бы, что дочка ее и впрямь исчезла в подземелье…

Вновь снедаемая беспокойством, Елена Егоровна звонила Арине, Лине, Вике, Светлане Георгиевне, но все телефоны на этот раз молчали. Как и вчера, неизвестность поглотила ее дочь, оставив ей сомнения и тревогу. Елена Егоровна, сколько ни думала, не знала, как ей поступить, где искать Сонечку, а Николай Тихонович, как назойливая муха, все жужжал над ее ухом, не то оправдываясь перед нею, не то убеждая себя в своей непогрешимости и правоте.

— Я договорюсь, чтобы ее положили в больницу. Она безумная. Безумная…

— Я сама займусь своей дочерью, храни ее Бог, — четко выговаривая слова, произнесла Елена Егоровна. — А вы… а вас… я прошу покинуть мой дом…

— Опомнитесь, Елена. — Николай Тихонович сделал поползновение обнять Елену Егоровну, потянулся к ней толстыми губами, уронил одинокую слезу на ее плечо, но Елена Егоровна брезгливо оттолкнула человека, не понимающего ее дочь, прошептала:

— Уходите! Сейчас же уходите!.. Не то я тоже ударю вас.

— Но я сжег ради вас все мосты, — униженно мямлил Николай Тихонович. — Я полюбил, и все былое…

— Полюбить — это понять, — нашла Елена Егоровна теперь уже запоздалое объяснение любви, — а вы не поняли, что без дочери моя жизнь бессмысленна…

Она с презрением посмотрела на Николая Тихоновича и удивилась, что раньше не разглядела, какой он насквозь фальшивый и жалкий.

«Еще раз ошиблась», — подумала она, выбегая на замерзшую улицу.

— Какого черта ты притащилась сюда?! — спрыгнув с металлических скоб, заменяющих лестницу, гаркнул Дикарь на забившуюся в дальний угол Сонечку. — Опять твоя мать будет трезвонить по городу?! Вали к матери! — Дикарь неприлично ругнулся, рванул Сонечку за руку, пихнул на цементный пол.

Сонечка больно ударилась боком, хотела, но не сумела подняться, а Дикарь вдобавок безжалостно пнул ее ногой в спину, так что тяжело стало дышать, заорал:

— Сгинь! И чтоб духом твоим здесь не воняло!

— Нет! Нет! Нет! — корчась от боли, тоже закричала Сонечка. — Мы же полюбили друг друга!

— Как сука кобеля, когда снюхаются! — сплюнул Дикарь.

— Не хочу слушать гадости! — Сонечка заслонила уши руками, стукнулась лбом о холодный пол. — Почему? Почему? Почему так?..

— Даю последний шанс! — Дикарь сгреб Сонечку с полу, насильно подтащил к лестнице из железных скоб. — Убирайся, пока я не передумал!..

— Я хочу остаться с тобой, — прижимаясь к стене, чтобы не упасть, пролепетала Сонечка. — Что я сделала тебе?

— Ты что, только из ванны вывалилась? — вместо ответа язвительно посмеялся Дикарь, которому только теперь бросились в глаза Сонечкин халат и домашние тапочки.