Раиса Торбан - Заколдованная палата

— Слово — Гречишникову.

— Пожалуйста, я куплю вам и корзинку для бумаг, и санки… для меня такая сумма — пустяки… Мама мне всегда дает столько денег, сколько мне надо, — заявил Валерочка.

Марксида возмутилась:

— Разве дело в том, что ты заплатишь?

Фредик на совет дружины не явился.

— Я не пионер и плевать на вас хочу…

После долгих споров совет дружины постановил вынести порицание всей «тройке» за несознательность.

Утром, после завтрака, все застыли перед «Колючкой». «Троица» висела на ее шипах.

Лялю узнали по «конскому хвосту» на затылке и остроносым туфелькам на «шпильках». Валерочка болтал тоненькими ножками в узких брючках и ботинках с толстой подошвой, а у Фредика из коротких рукавов клетчатого пиджака вылезали здоровенные кулачищи. Причесан он был по моде — «я не один на сеновале кувыркался»…

— Кто это нарисовал такую пакость? — зарычал Фредик и попытался было сорвать «Колючку». Но предусмотрительная Марксида не пожалела канцелярского клея, «Колючка» прилепилась к доске «навечно».

— Все равно узнаю, кто нарисовал, и оторву башку, — пообещал Фредик.

Фредик не отходил от окна, мчался в вестибюль на каждый звонок, забирался на голубятню, чтобы оттуда посмотреть на гору, не идет ли мать. А она — не шла… «Деньги нужны до зарезу», — досадовал Фредик. «Надо что-то подарить имениннице».

Ляля тоже с утра сидела в вестибюле, ждала почтальона с посылкой от мамы и рассеянно отвечала на» вопросы маленькой Наташи. С тех пор, как Наташа так подвела ее при всех, она стала раздражать Лялю. Вместо посылки почтальон принес поздравительную открытку. У Ляли испортилось настроение. Она, как надоевшего котенка, стряхнула Наташу с колен и недовольная ушла наверх в палату.

Обиженная Наташа огорченно посмотрела ей вслед. Вот дрогнули губы, выкатились две крупные слезинки. Сейчас она заплачет громко, так громко, что Ляля ее услышит и вернется…

— Не плачь, иди сюда, — позвала ее из пионерской Рая.

Но Наташа чувствовала себя очень несчастной… Рая взяла ее на руки и вместе с нею села за открытый рояль.

— Хочешь я тебе расскажу сказку «Про деда, бабу и курочку Рябу»?

— Хочу… — просияла Наташа и обняла Раю.

Как только Раины пальцы забегали по клавишам, Наташа узнала и «деда-бабу» и «курочку-рябу», которая так смешно кудахтала. Наташе даже показалось, что по клавишам со звоном покатилось яичко «не простое, а золотое…»

Неожиданно получил посылку Валера. Ляля и Фредик обрадовались. Но «Химия» немедленно овладела ею, вскрыла и выдала Валере два апельсина, несколько конфет и одну плитку шоколада.

Как Фредик ни крутился возле посылки, ему почти ничего не досталось. Вскоре у «Химии» в бельевой появилась ее дочь, высокая, худая, плоская, как доска, с мочаловидным «перманентом» жидких волос и длинной талией. Она унесла с собой увесистую хозяйственную сумку, с которой «Химия» приходила на работу.

Когда ее доченька спускалась с крыльца, Фредик углядел в больших карманах ее модной, широкой юбки конфеты, только что полученные Валерой. Фредик почувствовал себя бессовестно обокраденным и еще больше, чем раньше, возненавидел «Химию» и решил ей при случае отомстить.

К обеду Ляля явилась в ярко-красной шерстяной кофточке, голубых брюках и красных туфельках.

Окинув взором сидящих за столом, она с удовольствием отметила про себя, что произвела впечатление…

— Я не хочу есть эту противную рисовую кашу… — закапризничала Ляля.

— Почему? — подошла к ней Светлана Ивановна.

— Я это не ем… — это — для малышей, — отодвинула она тарелку.

— А что ты ешь? — спросил удивленный Митя.

— Я люблю мясо, дичь… фрукты и… шампанское…

— Ну насчет шампанского ты выдумываешь, — возразила Светлана Ивановна, — вероятно, вычитала это в каком-нибудь романе.

— Пила, пила, — утверждала Ляля, — оно такое сладкое, колется и шипит, как ситро… Мама давала мне выпить в день моего рождения.

Светлана Ивановна неодобрительно покачала головой.

— Ведь сегодня мне исполнилось четырнадцать лет.

— Ну что ж, поздравляем с днем рождения, — улыбаясь, сказала Светлана Ивановна. — Пирог — вечером, в ужин.

— Расти большой да умной, — пожелала дежурившая за Лялю Марксида.

Леня сбился с ног, выполняя поручения мальчиков из своей палаты. Валерочка отправил с ним для Ляли красиво выпиленную рамку со своим фото и кулек с апельсинами, конфетами и шоколадом. Он положил туда почти все гостинцы выданные ему «Химией».

— Это поздравление от Валерика! — сообщил посол гордой красавице.

— Благодарю, — ответила Ляля, перебирая жиденькую пачку открыток, подаренных ей девочками.

Митя отправил в подарок Ляле свой рисунок — уголок санаторного дворика с чашей застывшего фонтана и мраморным мальчиком на пьедестале. Весь уголок сада в зимнем наряде казался чуточку волшебным. На обратной стороне рисунка Митя написал: «Дорогой Ляле — от Мити Трубина — на долгую, вечную память…» И в самом конце, едва заметными буквами: «Жду ответа, как соловей лета…»

Получив сведения о «дарах» и узнав от Лени же содержание писем своих «соперников», Фредик решил, как он выражался, «переплюнуть» всех обожателей. Он написал Ляле горячее письмо с массой грамматических ошибок. На конверте были нарисованы цветным карандашом крылья и написано: «Ты лети, лети, письмо, прямо к милочке в окно…» — и совсем крупно: — «Подарок — в ужине!!!»

Заняв у Валерочки еще тридцать копеек «до завтра», (это уже было три рубля двадцать копеек), Фредик незаметно исчез из санатория. Ляля была заинтригована и сгорала от любопытства, что же это за сюрприз готовит ей Фредик «в ужине».

Вечером, когда все сидели за столом, Фредик очень торжественно поставил на стол перед Лялей бутылку ситро и положил ей на еще пустую тарелку убитого им мраморного голубя, в перьях и крови: «Во, дичь…»

— Ты с ума сошел! — закричала Ляля, — убери! Вы посмотрите, что он сделал, убил для меня голубя, дурак какой!..

Она возмутилась и в то же время была польщена таким «безумным поступком».

— Вон из санатория Фредьку! — зашумели ребята. — Пусть Лялька тоже уезжает! Нарядница! Убить голубя — птицу мира!

— Моего любимого голубя! Тигра драная! Я тебя сейчас ухандокаю! — и Леня бесстрашно набросился на Фредика со своими кулачонками.

Светлане Ивановне с трудом удалось успокоить ребят. Никто не хотел танцевать. Про пирог забыли. И Фредик под шумок съел его один до последней крошки.

Ребята, негодуя, рано отправились по своим палатам и еще долго возмущались, лежа в постели.