Раиса Торбан - Заколдованная палата

— А ты пробовал березовый сок?

— Пил… сладкий…

— А нам можно?

— Обязательно попробуем…

— И откуда это ты все знаешь? — спрашивал Саша.

— Чего ж тут не знать… мы деревенские…

А городские ребята не знали всех этих, как будто простых вещей.

Возвращались по другой аллее и опять тысячи вопросов.

— Что это за ветки с такими пушистыми белыми барашками?

— Это верба, а это — ива.

— А это, я знаю — серая ворона! — опять закричал Леня, спугнув довольно смело разгуливающую по дорожке птицу.

— Правильно, — подтвердил Митя.

— Скоро их будет много в парке… Из города на дачу переселятся, — засмеялся Саша.

Мимо них прошли трое городских ребят с клетками. В одной из них металась свиристель — красивая большая птица, с высоким хохолком, в сероватом оперении с винно-розовыми оттенками.

В двух других тревожно бились и прыгали красногрудые снегири, чечетки и щеглы. У чечеток тоже грудки были красные. Ребята поймали птиц для продажи.

Лене очень хотелось купить птичек, но денег с собой не было. Да и Митя как-то холодно отнесся к этой купле-продаже.

— Зачем ловите, лучше пустите их на волю, — любуясь птицами, сказал Митя. — От них же польза.

Птицеловы с удивлением посмотрели на него и поторопились скрыться.

После возвращения ребят в санаторий разговорам не было конца.

Лепя без умолку рассказывал про птичек, которых видели в парке, про то, что знает Митя о деревьях и травах.

Старшие ребята рассказывали о тракторном. Митя жалел, что не пришлось побывать на заводе. Он видел его однажды издали, с самого высокого места в городе, Ленинской площади. Тракторный показался тогда Мите огромным пароходом с высокими-высокими трубами. Белый дым клубился за ним маленькими облачками, как будто судно шло по неведомому морю на всех парах — «полным, вперед!» Рассказывая об экскурсии, ребята поминутно перебивали друг друга.

— У нас уже миллион тракторов!

— Они везде есть: в Европе, Азии.

— Даже в Африке!..

— Представьте, на заводе, как свои, бывают ребята-пионеры.

— Видим, к заводу подходят машины, нагруженные железным ломом…

— И чего только там нет!

— Банки консервные, дырявые кастрюли, какие-то ржавые кровати, ну всякий железный хлам!

— А на машинах — ребята-пионеры. Увидели они нас и спрашивают: — Вы что, на экскурсию? Откуда? Мы им сказали, что мы из санатория. А они свесились через борт и кричат: — Салют! Курортники! А мы — здешние, заводские… Это наш завод. Собрали мы этот лом на свой школьный трактор и хотим подарить его на Первомай нашему подшефному колхозу.

— Богато живут, — заметил Митя, — и завод — свой и колхоз…

— У них связь, — затараторили опять ребята.

— Их пионерские лагеря близко от колхоза и получают от него молоко, творог, сметану и овощи.

— Ребята ходят им помогать, полоть свеклу, подбирать колоски, копать картошку. Дружно живут. И вот насобирали много лома, а рабочие говорят, что для ихнего трактора не хватает металла.

— Они хотят не гусеничный Т-38, а колесный Т-40.

— Им, может, и не хватает-то на одно колесо…

— А что, если им отдать машу «дизовку» [1] «Дизовка» — дезокамера, употреблявшаяся для дезинфекции одежды в военное время. ? Ту, что стоит за санаторием, возле склада, она ведь старая, вся проржавела и никому не нужна, — предложил Митя.

— Мысль!

— Здорово!

— Сила! — одобрили ребята.

— Но дизовка-то стоит у Анны Тихоновны. А вы знаете, какая она? — многозначительно прищурился Леня. Ребята помрачнели: — Знаем, у Анны Тихоновны не то что дизовку, кусочек ржавой железки не выпросишь.

— А помочь тем, заводским, надо…

— Что делать?

— Айда к Захару Нилычу!

Захар Нилыч по обыкновению сидел в бухгалтерии на втором этаже и крутил ручку какой-то машинки, щелкал на счетах и ставил бесконечные цифры на большом листе с мелкими-мелкими клеточками.

Когда ребята попросили разрешения войти, он линейкой засек место, на котором остановился, и вопросительно вскинул очки с кончика большого ноздреватого носа на просторную лысину…

— Чем могу служить?

Ребята рассказали ему, в чем дело.

— Я ее давно списал, — обрадовался бухгалтер, — хоть бы нашелся добрый человек, да вывез ее отсюда. Только место занимает. Вид портит.

— Те ребята, с завода, — возьмут, им до зарезу надо на колесо….

— Мы сейчас свяжемся с заведующей складом, — оживился Захар Нилыч. Высунув в форточку голову на длинной худой шее с большим кадыком, Захар Нилыч прокричал Анне Тихоновне, возившейся внизу у склада, что наконец можно избавиться от дизовки. Но с ней лучше было «не связываться». Анна Тихоновна даже слушать не стала об этом.

— Вот-вот, — гремела она в ответ железной накладкой и огромным замком. — Вы все готовы списать, все размотать туда-сюда.

— Нам не хватает на одно колесо к трактору, — хором кричали в форточку ребята.

— Обойдется ваш трактор без колеса… Подумаешь! Колесные какие…

— Безобразие! «Сам — не гам, и другому не дам», — возмущался Захар Нилыч. — Я ей сейчас ультиматум предъявлю.

Ребята, заинтересованные, наблюдали. Захар Нилыч снова высунулся в форточку и грозно крикнул:

— Если вы не отдадите дизовку добром, я у вас внезапную ревизию сделаю, весь железный хлам изыму. Помещение склада под «госпиталь» отдам, а вас — ликвидирую как класс!

Он победоносно взглянул на ребят. Те смотрели на него восторженно.

— Ах вот как? — выкрикнула Анна Тихоновна. — Ревизию делать? Государственное имущество разбазаривать? Не допущу! Я здесь двадцать лет работаю… Пережила двенадцать директоров! Десять бухгалтеров! Пятнадцать завхозов! Двадцать поваров! Сотни шоферов! Все — жулики, пьяницы, воры! А у меня хотя бы порошинка пропала.

Эту краткую «историю курорта» знал наизусть весь автогараж и прилегающая к санаторию улица.

— И почему она — «Тихоновна!»? — размышлял Леня. — Назвали бы ее «Громковна»!

Анна Тихоновна ухватилась за дизовку, но не могла сдвинуть ее с места. Ей хотелось и дизовку упрятать к себе в склад. Но дизовка была очень велика, к тому же свободное место в складе, несмотря на яростный протест Анны Тихоновны, с весны переходило к санаторному «госпиталю». Так называли маленькую столярную мастерскую детского санатория, которая в теплые дни помещалась в складе у Анны Тихоновны. Как только захромает стол или подогнется ножка у стула, «больного» сейчас же несут в «госпиталь» к Ивану Ивановичу. Там у него ждут лечения не только стулья. Бывают и жестоко изрезанные перочинным ножом кресла и дорогие диваны с продавленными пружинами. Это оттого, что некоторые ребята потихоньку становятся на диван ногами, прямо на белоснежные чехлы, и прыгают на них, пока этого не видят старшие. Правда, таких ребят становится все меньше и, вероятно, скоро они совсем выведутся. Но все же есть.