Джин Монтгомери - Ищи на диком берегу

Наконец, однажды утром, Захар, изнемогший от голода и тягот пути, но прежде всего озабоченный состоянием друга, остановил Тайина. Дождь только что перестал, река дымилась под солнцем.

Стоя перед Тайином, Захар начал:

— Тайин, посмотри на меня. Ну, прошу тебя.

Остекленелые глаза нашли какую-то точку вдали и уставились в нее.

— Тайин, мы ведь друзья, — серьезно продолжал Захар. — Друзья помогают друг другу. Что с тобой? Поверь, я хочу помочь тебе. Если мы перестанем помогать друг другу, тогда всё, конец.

Тайин молчал, но Захару показалось, что он стал прислушиваться к его словам.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я умер? — не отступался Захар. — И сам небось тоже не хочешь помереть, а?

— Я уже сперва раньше, умирал, — пробормотал Тайин.

— Чего? Ты это о чем?

У Захара сжалось сердце при виде безнадежного отчаяния на лице Тайина. Немыслимо, чтобы этот уверенный в себе, смелый, сильный человек сломался из-за суеверия, из-за какой-то навязчивой мысли. Захар знал: он должен как-то пробиться сквозь невидимую стеку, отгородившую Тайина от него. От этого зависели их жизни. Он схватил Тайина за плечи и дружески встряхнул его.

— О чем ты, Тайин? Скажи. Скажи мне. Пожалуйста!

— Я умирал в речке, — сказал Тайин тихим, дрожащим голосом.

— Да с чего ты взял? — Захар снова осторожно встряхнул его. — Ты же не умер. Вот ты здесь стоишь.

— Оставь, господин Петров, пожалуйста, оставь меня.

У Захара опустились руки. Но он не мог отступить теперь, когда Тайин заговорил — впервые за несколько дней. И он продолжал тормошить его.

Наконец Тайин заговорил снова, но так тихо, что Захар с трудом разбирал его слова:

— Эль, она взяла меня вниз. Ангел-хранитель, мой дух, забыл меня. Эль, она взяла мое сердце. — Его лицо было пепельно-серым.

Захар вспомнил их разговор о вере.

— Слушай, ты мне тогда говорил, что ваши ангелы-хранители не помогают белым, так ведь? Но если он хочет помочь тебе, он может сделать это через белого? Скажем, через меня. Так ведь оно и было.

На этот раз Тайин слушал внимательно, и Захар вдохновенно продолжал:

— Да, так оно и было, именно так, Тайин. Тогда, у реки, твой ангел-хранитель вошел в меня. Я помню, тогда я прямо-таки летел по воздуху. Я взлетел на верхушку дерева, наломал веток и полетел с ними назад. Да разве сам бы я смог? Ни за что! Я тогда ощущал в себе какой-то странный дух. Теперь я знаю: это был твой ангел-хранитель, он вошел в меня, чтобы тебя спасти.

Тайин впился в него горящими глазами. Его широкое лицо горело, оживленное надеждой.

— Тайин, Эль не утащила тебя к себе. Она не взяла твое сердце. — Захар вдруг нагнулся и прижал свою щеку к его безволосой груди. — Я слышу, как оно бьется, — и он отступил от Тайина. — Послушай сам. Оно у тебя в груди.

Тайин стоял запрокинув голову, с прижатой к сердцу рукой. Он прислушивался к биению жизни внутри себя. Лицо его выражало счастье, такое же чистое и открытое, как само небо.

Захар ликовал. И в то же время тяжкая усталость охватила его. Вернуть человека к жизни одним усилием воли — это не легче, чем вытащить его из плывуна. Здравый смысл подсказывал Захару, что больше говорить об этом не следует. Они снова пошли рядом. Постепенно Тайин становился таким же, как прежде.

Но все остальное, все вокруг было не таким, как прежде. Казалось, и земля, и все, что было на ней, размокло, пропиталось дождем, размылось, прогнило. Даже если бы у них и был огневой лучок или нож, чтобы сделать его, они не смогли бы развести костер. Есть сырое мясо Тайин не разрешал, он наотрез отказался ловить дичь. Но то, что он подбирал и ел, приводило Захара в ужас.

— Да я скорее сдохну, чем возьму в рот такую нечисть, этих твоих жучков-червячков, — говорил он.

— Может быть, — весело отвечал Тайин.

Вокруг пояса Тайин повязал изъеденную лисью шкурку, подобранную в лесу. Так же, как и Захар, он шел с увесистой дубинкой.

— Совсем, брат, мы с тобой одичали… — уныло пробормотал Захар.

— Чего, чего? — не понял Тайин.

— Да так, ничего… — оборвал разговор Захар.

У него болела голова, все раздражало его, но голода он уже не ощущал. Он слабел с каждым днем, с трудом заставлял себя идти. Однажды он поел каких-то блестящих красных ягод, и у него начался жестокий кровавый понос. Через несколько часов он был так слаб, что не в силах был стоять на ногах. Колени у него подогнулись, он упал.

— Пошли, господин Петров.

Тайин силком поднял его. Они были на открытом месте у реки, невдалеке виднелись леса. Тайин вел его, почти тащил на своих широких плечах. Захар брел, наваливаясь на него всем телом. Он потерял всякое представление о времени, о расстоянии. Сколько они так прошли — версту, десять? — он не знал…

Захар снова упал на колени.

— Иди, Тайин. Оставь меня, ради бога, — простонал он.

Он опустил голову, закрыл глаза. У него было одно-единственное, такое простое желание: улечься на землю и умереть.

Тайин нагнулся над ним, подбадривал, уговаривал встать. Вдруг Тайин выпрямился, и Захар услышал, как изменился его голос:

— Клаговия?

В поле зрения Захара показались чьи-то голые коричневые ступни. Он с трудом поднял голову.

Два индейца с луками в руках разглядывали их в упор. В нескольких шагах за ними лежал олень, привязанный за ноги к жерди.

Тайин поднял руку с открытой ладонью — знак мира.

— Клаговия? — Он повторил это алеутское приветствие несколько раз.

Захар неуверенно поднялся, но ноги у него подломились, и он снова уселся в грязь, как беспомощное дитя.

Индейцы перевели настороженные взгляды с Захара на Тайина. Потом один из них поднял руку, что-то сказал. Тайин ответил на своем родном языке. Захар уронил голову на грудь. Тайин и индейцы продолжали свой чудной разговор, то и дело надолго умолкая.

Потом чьи-то руки подхватили Захара, подняли и повели.

— Идем, господин Петров, — услышал он голос Тайина. — К индейцам пойдем, в деревню. Они помогут.

Захар тащился с поникшей головой, с полузакрытыми глазами. Он слышал только сопение Тайина. Потом он вдруг оказался в каком-то помещении. Его укрыли чем-то мягким, теплым. И Захар провалился в бездонный сон.

Тайин отхаживал его на свой лад. Захар лежал один в маленьком шалаше из корья и почти все время спал. Тайин принес индейские снадобья, которые остановили кровавый понос, и лишь тогда дал Захару поесть. В несколько дней он поставил Захара на ноги, и они отправились в путь.

Захар исхудал, силы его были истощены до предела. Он шагал понурившись, механически переставляя ноги. Они продолжали идти берегом реки, вода в реке поднялась и помутнела. Они ушли довольно далеко от индейской деревни, когда Захар впервые внимательно посмотрел на Тайина.

На алеуте была набедренная повязка из оленьей шкуры, на голом плече болтался бурдюк из оленьего пузыря. В руке он держал плетеную корзинку, в ней был кусок вяленого мяса и мешочек желудевой муки.