Хельо Мянд - Тоомас Линнупоэг

— Откуда ты узнал, что я нарисовал ракету? Ты что, в замочную скважину подглядывал?

Тоомас Линнупоэг осуждающе посмотрел на своего младшего брата и сказал с достоинством:

— Я так низко не опускаюсь.

— Замочная скважина вовсе не низко, — возразил ему Протон, в ответ на что Тоомас Линнупоэг произнес единственное и очень обыденное слово:

— Дурень!

Мать Тоомаса Линнупоэга только что пришла домой, она услышала это слово и стала выговаривать Тоомасу Линнупоэгу:

— Как ты обращаешься с ребенком! Я тебе сто раз повторяла, ты — старший, ты должен быть для него примером, а ты как поступаешь? Наоборот!

— Ребенок должен с ранних лет привыкать к суровой действительности, — оправдывался Тоомас Линнупоэг, — иначе у него потом могут возникнуть трудности в жизни.

— А разве у тебя возникли трудности? — спросила мать Тоомаса Линнупоэга, и Тоомас Линнупоэг уловил в ее словах легкую иронию.

Тоомас Линнупоэг благоразумно не обратил на это внимания. Он предпочел продолжать беседу о воспитании Протона, но зазвенел дверной звонок, и мать пошла открывать. Через минуту она вернулась вместе с гостьей и — о ужас! — этой гостьей была…

…опять мамаша Кюллики.

— Дай ключ сюда! — прошипела мамаша Кюллики, обращаясь к Тоомасу Линнупоэгу.

— Какой ключ? — испуганно спросил Тоомас Линнупоэг. Он был так ошарашен появлением неожиданной гостьи, что потерял способность логически мыслить. В его мозгу не числилось ни одного проступка, который мог бы послужить причиной такой ожесточенной атаки со стороны мамаши Кюллики.

— Ах, ты еще и притворяешься, будто не знаешь! — воскликнула мамаша Кюллики с угрозой. — Но мне все ясно. Все выплыло наружу! Твое отнекивание тебе уже не поможет!

Мать Тоомаса Линнупоэга смотрела попеременно то на сына, то на мамашу Кюллики и ничего не понимала. Когда же Тоомас Линнупоэг хлопнул себя ладонью по лбу, вынул из кармана ключ и с чувством облегчения протянул его мамаше Кюллики, мать Тоомаса Линнупоэга, в свою очередь, потеряла способность логически мыслить и дальнейшими событиями дирижировала уже мамаша Кюллики.

— А теперь ты выйди из комнаты! — приказала о Тоомасу Линнупоэгу. — Я хочу поговорить с твоей матерью с глазу на глаз.

Тоомас Линнупоэг вышел из комнаты с видом спокойного безразличия, но когда закрыл за собою дверь, его спокойствие как ветром сдуло, и настолько сдуло, что он опустился до уровня Протона и — наклонился к замочной скважине. Правда, полностью протоновского уровня он не достиг — ведь Тоомас Линнупоэг вовсе не смотрел сквозь замочную скважину, у него не было ни малейшего желания созерцать мамашу Кюллики. Он лишь приложил к замочной скважине ухо — надо было узнать, в чем его на этот раз обвиняют. Да, он забыл в кармане ключ, но нельзя же считать это преступлением!

— Мадам Линнупоэг, вы, как я понимаю, сторонники свободного воспитания, но я не собираюсь вмешиваться в вашу семейную жизнь, я хочу только, чтобы мою семью оставили в покое.

— Простите, я вас не понимаю, — сказала мать Тоомаса Линнупоэга, — объясните же мне наконец, в чем дело?

— Терпение! Сейчас вы все узнаете. — И мамаша Кюллики начала рассказывать. — Моя дочь вернулась из школы и позвонила в дверь. Я открываю ей и спрашиваю: «Почему ты звонишь? У тебя же есть свой ключ!» — «Ах, я забыла!» — отвечает Кюллики. Меня сразу взяло сомнение, как это можно — забыть такое? Я потребовала у дочери: «Покажи мне свой ключ!» Разумеется, ключа у нее не оказалось. Кюллики объяснила: «Я, наверное, потеряла его на уроке физкультуры, когда мы играли в волейбол». Как я ни старалась, ничего больше я из нее в тот раз не вытянула. Но когда Кюллики села писать свой дневник, я сразу подумала: запиши, запиши в него все как следует, а я пошлю тебя потом в магазин и все прочту!

— Вы что, тайком читаете дневник своей дочери? — Мать Тоомаса Линнупоэга на мгновение прервала повествование мамаши Кюллики.

— Разумеется! Это очень некрасиво — скрывать что-то от своей матери и от отца! Она еще так молода, она должна любить только своих родителей и рассказывать им все, что лежит у нее на сердце. А Кюллики в последние дни стала запирать свой дневник в ящик стола, только она, глупышка, не знает, что ключ от секретера отпирает и замок ее ящика. Ну так вот, отослала я ее в магазин и — представьте себе, мадам Линнупоэг, что я в дневнике прочла!

— Что же? — испуганно спросила мать Тоомаса Линнупоэга. Она инстинктивно почувствовала, что ее сын замешан в какую-то весьма неприятную историю.

— Кюллики отдала ключ от нашей квартиры вашему сыну! Вашему сыну! А знаете ли вы, что это значит? Когда девица в таком раннем возрасте уже дает парню ключ от своей комнаты? Кюллики, правда, написала, что отдала ключ просто так, на хранение, только на время урока физкультуры, но кто же в дневнике пишет правду?! Самые тайные мысли все же оставляют при себе. Подумайте, мадам Линнупоэг, что могло бы произойти, уйди мы с мужем из дому надолго — ведь наша Кюллики так доверчива, так ребячлива, и вдруг пришел бы знающий жизнь парень и погубил бы ее!

— Вы что, подразумеваете моего сына? — в замешательстве спросила мать Тоомаса Линнупоэга.

— Конечно! Кого же еще?!

— Наш мальчик — и знающий жизнь! — воскликнула мать Тоомаса Линнупоэга, и Тоомас Линнупоэг почувствовал, что она улыбнулась. — Простите, но я никак не могу в это поверить. Ведь он у нас еще совсем ребенок, наверняка точно такой же, как ваша Кюллики.

Тоомас Линнупоэг тихонько вздохнул и отошел подальше от двери. Он не мог больше слушать, он не хотел больше слушать, он был наполнен яростью, словно боксерская перчатка, но противник был для него недосягаем. Если бы это было в его, Тоомаса Линнупоэга, власти, он отослал бы мамашу Кюллики на необитаемый остров, а еще лучше — в бескрайний космос. Но, к счастью мамаши Кюллики, Тоомас Линнупоэг был лишь жалким школьником и не имел такой власти, он вообще не имел никакой власти и даже вынужден был вежливо поклониться мамаше Кюллики, когда она, обозленная, и конце концов удалилась.

На следующий день Тоомас Линнупоэг старался избегать каких бы то ни было разговоров с Кюллики. Если же Кюллики что-нибудь у него спрашивала, отвечал немногословно или же вообще не отвечал — он боялся дать мамаше Кюллики хотя бы малейший повод для третьего визита. Тоомас Линнупоэг даже стал подумывать, как бы перебраться на другую парту. Если он будет и дальше сидеть с Кюллики, инцидентов, судя по всему, не избежать. Но кого бы определить вместо себя? И как это сделать, чтобы ее не обидеть?

Вначале поведение соседа по парте забавляло Кюллики, и она лукаво спросила, с какой ноги Тоомас Линнупоэг сегодня встал, но постелено его мрачный вид породил в ее душе отчуждение. Когда же Тоомас Линнупоэг из просто молчаливого превратился еще и в уклоняющегося, обиженная Кюллики взяла верх над веселой и любознательной Кюллики и девочка до конца дня даже не смотрела в сторону соседа по парте. Для Тоомаса Линнупоэга такая линия поведения Кюллики была наиболее приемлема.