Александр Дорофеев - Звезда корабельная

— Какое я тебе величество! — нахмурился Петр. — Ты и годами старше, и знаешь больше. Учи всему, что сам ведаешь!

И с тех пор ни на шаг не отпускал от себя Тиммермана. Быстро Петр разобрался в четырех правилах арифметики и выучился управлять астролябией. То и дело измерял какие-нибудь расстояния.

Как-то вечером проходили они с Тиммерманом у Просяного пруда неподалеку от села Измайлова. За целый день уже наизмерялись вдоволь.

Звезды появлялись на небосклоне. Отражались в пруду. Петр подбежал к берегу.

— Беру звезду! — крикнул он и хватил со всего маху рукой по воде. Так что брызги веером взметнулись к небесам.

Тиммерман отшатнулся и даже присел.

— Гей! — развеселился Петр. — Не пугайся, любезный Франц! Звезды погодя брать будем. А пока на земле дел хватает.

В селе Измайлове Петр бывал часто. Обычно с Тиммерманом. Тот еле поспевал за Петром — отдуваясь на ходу, рассказывал о голландских городах, обычаях.

— Быстро там время бежит, как по дороге торной, и меняется жизнь день за днем. Сейчас ворочусь — и родной дом, возможно, не признаю.

— А вот гляди, Франц, — остановился Петр у одного двора. — Крепок амбар срублен, велик размером. Как стоял, так и стоит, века не меняется. А ведь, ей-ей, хламом завален! — пригнувшись, вошел он внутрь. — Так и страна наша Россия — крепка и обширна, а много в ней хлама никчемного, порядков обветшалых…

В полутьме амбарной виднелись какие-то полурассыпавшиеся бочки, куча облезлых веников, треснувший безъязыкий колокол, развалившаяся телега об одном колесе. И вдруг Петр различил такое, чего ни в одном амбаре быть не должно.

Крутые, крепко сбитые дощатые бока заканчивались высоким строгим носом, который упирался прямо в амбарный угол, будто рассекал деревянную волну.

Петр подобрался ближе. Конечно, это была лодка. Однако очень большая. Видно, давно здесь стояла — почернела, рассохлась. И все-таки доски ее были какие-то особенные — совсем не те, что у бочек. И пахли удивительно — так, что Петр вспомнил неожиданно о синем море-окияне.

— Что за судно? — вполголоса спросил он подошедшего Тиммермана.

— А, бот английский. При кораблях держат для всяких мелких нужд. Шустро бегает под парусами — не только по ветру, но и супротив, курсом бейдевинд.

— Да не бывает такого! — воскликнул Петр. — Разве может судно против ветра идти?!

— Может, может, государь, — кивнул Тиммерман. — Разум человеческий все одолевает.

А Петр уже запрыгнул в бот, где стал во весь рост, раздвинув ноги, чуть наклонившись вперед, будто в грудь ему бил сильный ветер.

— Гей! Гей! Слышать желаю: есть ли такой человек, что лодку починит, и ход ее покажет?

Жил в Москве столяр по имени Карштен-Брант. Родом из Голландии. В былые времена служил матросом на кораблях, да и на верфях суда строил. Его-то и привел Тиммерман к Петру Алексеевичу.

— Тот ли ты, кто мне нужен? — спросил Петр. — Что делать можешь?

— Домы рублю, столы да стулья, — поклонился Карштен-Брант, — Также и лежанки по заказу.

— А судно морское починишь ли?

— Конечно! — кивнул Карштен-Брант. — Я ведь тиммерман…

Петр даже обошел кругом голландца, сильно при том нахмурясь.

— Что говоришь, дурная голова?! Уж есть у меня один Тиммерман. Францем звать! Гляди, будешь плетьми бит, как самозванец!

— Прости, государь, — вмешался тут Франц. — Не самозванец он, а тиммерман доподлинный. Не по имени отческому, а по делу своему — истинный тиммерман. Так у нас в Голландии называют корабельных плотников.

Поглядел Петр на одного, на другого и улыбнулся:

— Что ж. Один Тимммерман — хорошо. А оба-два — будут мне корабли строить!

Действительно, Карштен-Брант довольно быстро починил бот английский. Петр достаточно помощников выделил, да и сам не только со стороны наблюдал — и весла строгал, и паруса подшивал, и мачту ставил…

Спустили бот на Яузу. Карштен-Брант паруса поднял, и пошел бот, пошел по реке — хоть по ветру, хоть супротив, без всякого внимания к слабому речному течению.

Петр по берегу бегает — не может на месте устоять.

— Гляди, Гаврюшка! Степка, гляди-ка! Против ветра идет! Лукьяшка, курс — бейдевинд!

Товарищи Петра, сверстники его, дети дворовых людей, конюхов царских, тоже радуются — эх, как шибко, резво бот идет, мелкую волну рассекает! А Федоска Скляев, парень горячий, уже в реку полез: мол, еще посмотрим, кто быстрее плавает…

Ловко Карштен-Брант парусами управляет, а нет-нет, да в берег и уткнется. Тесно на Яузе. Причалил он, и сам Петр с Лукьяшкой Верещагиным и Гаврюшкой Меншиковым в бот запрыгнули.

Ах, ветер упругий! Паруса трепещут, и сердце замирает. Слушается бот английский Петра, как хорошо объезженная лошадь. И вдруг — опять берег под носом. Ну, никакого раздолья! Тесно, узко в здешних речных берегах.

— Яуза! — вынырнул у самого борта Федоска Скляев. — Недаром имя таково — я узка!

— Гей! — крикнул Петр. — Вырвемся из этих уз! Еще по морю-окияну ходить будем!

Перевезли бот на Просяной пруд. Да разве это вода? Тина да ил. Гуси гогочут.

Петр проведал, что есть под городом Переславлем большое озеро. И пути-то конного от Москвы всего два дня. Отправились поглядеть, что за озеро такое.

Дорога шла холмами и долинами, мимо рощ и полей. И вот с высокой горки открылось вдруг озеро. Плоское, гладкое лежит, и дальний берег не виден — такое раздолье! Тут и ботик английский маловат будет, не по ноге он Плещееву озеру.

Ветер птичьи крики доносит. Там и сям стаи чаек. «Эх, вот бы столько кораблей на воду спустить, — думает Петр, — Целую флотилию!» И представилось ему сине море-окиян и множество на нем кораблей русских под белыми парусами-крыльями. Куда хотят, туда и летят!

Хотя долго Петр не мечтал. Любил сразу за дело взяться.

И вскоре на речке Трубеж, впадающей в озеро, соорудили что-то вроде простецкой верфи — набили деревянных столбов-свай, — и принялись корабли строить.

Компания собралась подходящая. Были тут и Карштен-Брант, и Франц Тиммерман, и товарищи Петра — Федоска Скляев, Гаврюшка Меншиков, Гришка да Тишка Лукины, Сашка Кикин, Лукьяшка Верещагин, Данила Новицкий, Оська Зверев да Лука Хабаров.

Работы никто не сторонился, и дело поспешало. Кто парусами занят, кто по щегольному промыслу — мачты ставит, кто кривули гнет для корабельного каркаса, кто бревна на доски пилит.

Да и как отлынивать, когда сам Петр без устали трудится: то пила у него в руках поет, то топор посверкивает. С утра до заката. А как день уходит, так велит костры разложить — до того ему охота поскорее увидать первый корабль на Плещеевом озере.