Александр Дорофеев - Вещий барабан

А все-таки, скажу по чести, меня и медом в Европу не заманишь. Жутковато ехать за тридевять земель. Да и то сказать — на Руси, что ли, белый свет темнее иноземного?! А хоть и потемнее! Все одно, по мне так лучше из дому в окошко глядеть, пусть и невелико размером.

Занемог я вроде перед самым отбытием Великого посольства. Да и остался с барабаном на печи!

Вспоминали мы, конечно, о Петре Алексеиче не раз. Грустили даже — как он там на чужбине? Но время, как говорится, быстро скачет и того быстрее — летит легкой пташечкой. Вернулся наш государь жив-здоров, невредим с виду. Да только не думаю, что пошел ему на пользу свет заморский.

У государя, понятно, заботы государственные. Что ему один человек — к примеру Ивашка Хитрой, — когда о целой стране приходится думать? Ну а мои заботы перед царственными — все равно что свистулька перед барабаном.

Вернулся Петр Алексеич из чужих земель с виду такой же, как и прежде. Да что-то, пожалуй, все же изменилось в нем. Эдак в уме поперевернулось.

Встретил государь меня ласково:

— Жив, Ивашка! Душа твоя барабанная! Рад видеть! А борода-то у тебя славная. Откройся, как взрастил такую?

Чудно, думаю! Испокон веков с бородой хожу. Холю-лелею. Может, спутал меня государь с кем-нибудь? Немудрено после Европы-то.

— К бороде особый подход нужен, — отвечаю степенно. — Расчесывать три раза на дню. Маслицем прибрызгивать. Бороду растить не то что капусту!

Покачал головою Петр:

— Эх, время понапрасну! Ну, облегчу тебе жизнь!

И охнуть я не успел, как отхватил государь ножницами мою бороду. Хорошо, подбородок цел остался.

— Вот как славно! И помолодел лет на тридцать!

А я стою истуканом. Не знаю, что сказать. Борода под ногами. Точь-в-точь кобылий хвост. Поднял и за пазухой схоронил. А в голове такое смятение. Почти бунт!

Мысли бродят вольные. Самому страшно, как без царя разболтался.

Петр уж и не глядит на меня. Ходит кругом, ножницами пощелкивает, будто цапля клювом.

— Собирайся, Ивашка! На Воронеж — корабли принимать! — и взглянул мельком. — Ты чего дрожишь?

— Знобит, государь. Лихоманка вроде напала. Зябко без бороды жить.

— Э, пустое! — Уже в мыслях своих далеко был. Не терпелось увидеть воронежский флот. Знамо дело — государственные заботы.

А я бороду за пазухой поглаживаю. Жалею. Столько лет вместе! Неужто и это к пользе государства — личину оголять?

Нет-нет, лучше и не думать. Мысли бунт порождают.

По раскисшей осенней дороге далеко не уедешь. На дворе октябрь-грязник. Целую неделю добирались до Воронежа.

Государь отвык, видно, от такой езды. Сильно досадовал:

— Вот уж мука несказанная! Что тебе ураган у аглицких берегов?! Наши дороги куда как мощнее. Надобно перемастерить Россию. Иначе так и будем в грязи сидеть.

«Это, — думаю, — не бороды смахивать. Тут в один миг самые острые ножницы затупятся!»

С грехом пополам приползли в город Воронеж. Петр не мешкая к реке направился. Вышел на крутой берег. А внизу-то, под ногами, реки нету! Всё в мачтах корабельных — эдакая красота! Русский флот в колыбели. Вот сейчас поднимут корабли паруса и полетят в дальние страны.

— Гляди, господин адмирал! — подталкивал государь иноземца Крейса. — Не хуже, чем в Амстердаме! Признайся, не ожидал такого?

— Да-да, — равнодушно кивнул адмирал, не очень-то понимавший этот восторг.

«Российский абсурд, — говорил он своим хмурым видом. — Корабельная верфь среди степей, вдали от моря. Чушь и бессмыслица!»

— Принимай флотилию, герр Крейс! — приказал счастливый государь. — Проведи осмотр изрядный.

Об изрядности да тщательности голландцу не нужно напоминать. Адмирал каждый корабль обследовал, как опытный ветеринар корову, — от носа до кормы, от киля до грот-мачты. Не так они были хороши, как то казалось с высокого берега.

Одни слишком валкие. Другие и вовсе неспособны к водному ходу. Крейс покачивал головой, загибал длинные сухие пальцы.

— Исправлять корпуса. Иные заново переделать. Усилить оснастку. Пушек добавить. И много, очень много больших и мелких поправок!

Для Петра такой приговор — как удар кнутом. Значит, не славная флотилия поджидала в Воронеже, а инвалидная команда.

— Так ли всё, адмирал? Точно ли?

— Так точно, ваше величество, — холодно ответил Крейс.

Все думали, грянет скорая державная гроза, но Петр тихо опустился на какое-то бревно, глядя поверх голов в хмурое и низкое осеннее небо.

— Облако сомнения спустилось на мою душу, — прошептал он. — Увижу ль плоды труда своего? Или, подобно посадившему финик, так и не дождусь урожая? Овладела мной меланхолия…

Впервые видел я государя в такой слабости. Будто он только что лишился чего-то важного, необходимого. Ну как я бороды. Горько и страшно было глядеть на него.

Тут-то и подскочил окольничий Протасьев:

— Изволь, Петр Алексеич, целебного напитку испить. Хорошо от меланхолии!

Петр отодвинул чашу и уставился на окольничего, медленно возвращаясь от своих раздумий. Вдруг глаза его сверкнули, усики встопорщились, как рожки.

— Ага, Пррротасьев! — грянула все же с некоторой задержкой гроза. — Смастерил, дядя, на свою рожу глядя?! — Грохнула молния — царский кулак — окольничего по лбу. — Прочь с глаз моих! На конюшню — лошадей скрести!

Протасьева как сдуло. Будто штормовой ветер унес легкую лодчонку.

Да, так проходит мирская слава — повторю я вслед за древними мудрецами. И на этом, читатель, мы расстанемся с Протасьевым. Нам-то зачем на конюшню? Честных людей ждет в этой жизни более славное поприще.

А Петр долго не мог успокоиться. Мерил длинным шагом берег, не глядя на корабли, которые виновато покачивались на речной волне.

— Корабль — дело немалое. Доброго города стоит, — рассуждал сам с собою. — За строительством должен присматривать разумный человек. И без всякой корысти. Да где же его бескорыстного сыскать?

Уже ночь опустилась, а Петр все метался по высокому берегу, как черное облако сомнения.

На другой день прибыли в Воронеж товарищи государя по корабельному делу. Еще на Плещеевом озере вместе трудились. Теперь же кто из Амстердама, кто из Венеции, познав многие науки, явились начатое дело продолжать.

— Настало благое утро! — ожил Петр. — Мрак сомнения изгнан! Бей в барабан, Ивашка! Пойдем весной по морю гулять — с турками мириться.

А с турками к тому времени было заключено малое перемирие — всего на два года. Много условий поставили турки. Чтобы новые крепости русские не строили, чтобы старые не чинили. Чтобы то, чтобы се — иначе снова война! Поддерживал турецкие условия грозный флот.

Шаткое перемирие, когда с одной стороны сила, а с другой… Ну, теперь и у русских кораблей хватало! Можно было укрепить перемирие. С этой целью решил отправить государь в Царьград к турецкому султану посла Украинцева.