Мария Ботева - Мороженое в вафельных стаканчиках

Если сидеть совсем близко, то видно, какие у Гоши ресницы. Ничего интересного, надо сказать, бывают и покрасивее. И подлиннее. Да и сам он какой-то нескладный: высокий, худой, руки болтаются. Рыжий. Всегда на голову Гоше валятся разные поручения, он как будто вечный дежурный в классе. То за журналом сходить, то доску промыть, то стульев в кабинете физики не хватает, и за ними на второй этаж тоже Гоша ходит. Отправят его куда-нибудь, он только пробурчит под нос: «Я чего, рыжий, что ли?» — и идёт. Каждый раз говорит, и всё время по-разному получается. Его чаще всего так и зовут: Рыжий. А Лёшич придумал своё: Медноголовый.

В этот раз на его голову свалилась я. Не сама, конечно, а заботы обо мне. Танька поговорила с Борискузьмичом, и мне устроили настоящую школу командира, для уверенности в себе. Спасибо тебе, Танька, я ждала этого всю жизнь! Целую неделю я проводила в классе пятиминутки здоровья. Между третьим и четвёртым уроком выходила к доске и объявляла о начале разминки. Полперемены командовала:

— Руки вдоль тела! Левая вверху, правая внизу. На счёт «три» меняем руки. Раз! Два! Три! Следующее упражнение: развороты корпусом…

И так далее. Детский сад просто, у нас такие зарядки были до пятого класса. А тут — пожалуйста, в десятом. Пять минут — пять упражнений. Не повторяться. Это только кажется простым, а на самом деле каждое утро я тратила не меньше получаса, чтобы придумать что-то новенькое.

В первый день моя разминка вообще не состоялась. Сразу после звонка я вышла к доске и сказала:

— А сейчас будет пятиминутка здоровья. Подождите пока, не расходитесь. Через пять минут можете делать что хотите. Сейчас, это быстро!..

Но в классе было пусто. Все успели выбежать в коридор. Только Гоша открывал окна, чтобы проветрился кабинет.

— Чего ты там бубнишь? — спросил он меня.

— Пятиминутка…

— Слушай, правда! А я и забыл…

Во вторник на третьей перемене Гоша громко крикнул:

— Разминка ещё! Я что, рыжий, один тут руками махать?!

И ребята остались. Я вышла к доске, посмотрела на класс. Как начать?

— Ну давай! Нам в буфет ещё! — крикнул Минька. И я сказала:

— Встаньте у парт. Поставьте ноги на ширину плеч. Согните руки в локте и поднимите их к уровню груди. Вот такое упражнение…

И я начала двигать руками. Все повторяли, делали так же, как я, а у меня почему-то закружилась голова. Кажется, прошло меньше минуты, но я объявила следующее упражнение. Лучше бы мне не смотреть на ребят, а то голова снова пошла кругом.

— Пятиминутка закончена, — побыстрее сказала я и села за парту. В кабинет тут же прискакали девятиклассники. Не проводить же разминку для них.

— Ты чего? — спросил Гоша. Я сама не знала.

Еле выдержала я эту неделю. Но судьбе показалось, что она мало меня испытала, и в субботу она подослала Солёного, нашего учителя.

— ОЗК! — объявил он тему урока. Не прошло и пятнадцати минут, как меня вызвали к доске. Натягивать на себя противогаз и резиновый защитный костюм — приятного мало. Да ещё на время. Да ещё без ошибок. Каким-то чудом у меня всё получилось. И по времени уложилась, и все эти заклёпки застегнула. Но мучения мои не кончились. Борискузьмич сказал, чтобы я давала каждому команду «Газы!», а сам встал рядом с секундомером в руках.

Никогда не задумывалась, что мне больше всего не нравится в жизни. Ответ был на поверхности, оказывается. Я не люблю давать команду «Газы!». Терпеть не могу этого. Я просто ненавижу командовать. Наверное, ничего нет хуже этого.

По журналу я вызывала одноклассников к доске:

— А сейчас должен идти Симонянц. Алик, выходи. Потом выйдет Соловьёв. Алик, газы.

И Алик натягивает противогаз, общевойсковой защитный комплект — так расшифровывается ОЗК. Потом к доске идёт Соловьёв. И так — весь класс. Вместо одного урока мы прозанимались два. Хорошо, что после ОБЖ ничего не было. Только остаток субботы, и всё. Тем, кто в начале списка, повезло больше. Они ушли по домам раньше. А вот Шмагин, например, ушёл последним. На прощанье он так скривился, что я поняла: лучше всю неделю ему на глаза не попадаться. Мы с Борискузьмичом остались одни. Я хотела уйти, но он вдруг заговорил:

— Что мне делать с тобой? Сядь. Всю неделю я надеялся, что ты хоть как-то научишься… м-м… Надо как-то увереннее! А если ты увидишь аварию? Или, например, обвал! Бедствие! Потоп! Пожар! Газы! Что там ещё?

— В лесу можно заблудиться, — подсказала я.

— Вот именно! Ты знаешь дорогу, знаешь, как её найти, но никого не выведешь!

— Выведу…

— Не выведешь! Что ты устроила? А? Ну?

Я примерно понимала, о чём он, но молчала. На всякий случай смотрела не на Солёного, а в пол.

— Никто тебе не поверит! Ты бы ещё у всех прощения просила! — кричал Борискузьмич. — Извините, пожалуйста, сейчас я вызову вас к доске! Прошу прощения, но время придётся засечь! Не беспокойтесь, пожалуйста, ничего страшного. Газы! — кричал на весь кабинет Солёный. — Вот как это было!

Я молчала. В дверь постучали.

— Я тут тетрадь оставил, — заглянул в класс Гоша.

— Гоша! Давай так, — сказал Солёный, — теперь ты за неё отвечаешь. Научи командовать.

— Чего сразу я, я рыжий, что ли, — пробормотал еле слышно Гоша.

— Жду в учительской. Ты всё понял?

— Да понял, понял, — ответил Гоша, — куда ОЗК-то девать?

Солёный вышел. Сто раз я командовала Гоше: «Газы! Газы!» Сто раз он надевал и снимал с себя противогаз и ОЗК. И всё был недоволен. На улице стемнело ещё в прошлом веке, школа давно затихла, только на четвёртом этаже одиннадцатый класс репетировал новогодний спектакль. Гоша заставлял меня придумывать для него всё новые и новые задания. Он уже поотжимался в противогазе, поприседал в ОЗК. Я даже попросила его поставить несколько стульев на парты — и он поставил. Мне кажется, я вполне научилась командовать.

— Ладно, — решил он, — последнее задание — и по домам.

— Значит, слушай вводную, — сказала я, — сейчас будет команда «Газы!», утечка аммиака. Так?

— Ну.

— Ну вот. Жильцы верхних этажей могут задохнуться. Тебе бежать в противогазе. Готов? Газы!

Гоша снова надел противогаз, потом резиновый костюм и рванул вверх по лестнице. На четвёртом этаже кто-то завизжал. И тут я увидела, что Рыжий через две ступеньки скачет вниз. Я побежала за ним. Сверху топали, догоняли нас. На лестнице свет не горел, ступеней было не видно, казалось, мы летели по воздуху. Гоша специально хлопнул дверью на второй этаж — запутать следы. Одиннадцатый класс отстал, но мы всё равно спрятались под лестницами, перед подвальной дверью. Рыжий чуть не раздавил Кутузова, кот громко рявкнул и убежал в темноту. Мы сидели близко-близко, но Гошины ресницы мне было не разглядеть — так темно. Он стянул противогаз, и я слышала его тяжёлое дыхание. Оно как-то приближалось ко мне, становилось громче, и вдруг я почувствовала, как его голова ткнулась мне в плечо.