Альваро Юнке - Мужчины двенадцати лет

— Моя дорогая сеньора Росаура!

Как я рад вас видеть! Клянусь вам, если бы вчерашнее заседание не было таким важным, я бы вышел из зала, чтобы принять вас. Садитесь, дорогая сеньора Росаура. А кто этот молодой человек?

Бабушка хотела ответить, но не могла. Как стекло плавится на огне, так расплавилось от приветливых слов ее простое сердце. Она расплакалась.

— Вы плачете, сеньора Росаура? Что вы, не надо!

— Я плачу от радости, — с трудом выговорила старушка. — Плачу, потому что вы так добры к нам, не забыли старых друзей.

— Да как же мне вас забыть, моя сеньора Росаура! Помните, как вы меня по вечерам, в одиннадцать часов, поили шоколадом и угощали гренками с маслом?

— Да, доктор, помню, да, да…

— Не называйте меня «доктор». Вы ведь видите, как я вас зову — моя сеньора Росаура. Называйте меня просто Хосе Мариа, как прежде, когда я занимался вместе с вашим сыном.

— Я не решаюсь, не решаюсь, доктор…

— Вы всегда были робким человеком, моя сеньора Росаура. А Хуан? Все такой же нелюдимый, скрывается от друзей?

— Вы разве не знаете? Он умер!

— Умер? Бедный Хуан!.. Когда ж он умер?

— Позавчера.

— Почему же мне ничего не сказали? Я пошел бы на похороны. В студенческие годы он был моим самым близким другом.

— Я знаю, доктор, я знаю… Я как раз говорила об этом моему внуку, Фелипе, сыну Хуана… Это вот сын Хуана.

— Ах, этот молодой человек? Да, действительно, он очень похож на Хуана: одно лицо.

— Я вот ему и говорила, доктор: «Как только доктор меня увидит, сразу узнает…»

И бабушка снова заплакала.

Однако радушный прием придал ей бодрости, и она попыталась объяснить цель их прихода. Хосе Мариа Ураль дель Серро не дал ей закончить:

— Определить на службу этого юношу? Ну конечно! Я сегодня же этим займусь. Я как раз сейчас должен увидеться с министром. Я попрошу у него место для вашего внука. Сейчас я запишу имя мальчика и ваш адрес. Как только что-нибудь выяснится, я вам напишу.

— Нет, доктор, что вы! Я лучше сама к вам зайду…

— Зачем же вам так утруждать себя, дорогая сеньора Росаура! Да я сам принесу вам назначение для мальчика. Я подыщу что-нибудь полегче, чтобы он мог продолжать учиться… В этой стране, дружок, кто хочет занять какое-нибудь положение, должен иметь степень доктора.

— Большое спасибо, доктор. Вы слишком добры…

— Ну что вы, что вы, сеньора Росаура!.. Выйдем вместе? Я очень спешу. В час меня ждет министр, а мне еще нужно кое-какие дела закончить… Вам в какую сторону? Я вас подвезу в моем автомобиле…

— Нет, нет, ни в коем случае, доктор!

— Ну хорошо, моя сеньора Росаура, до свиданья! — Он крепко пожал руки обоим посетителям. — Этот мальчик весь в отца. Такой же молчаливый. Прощайте, до свиданья!

Проводив взглядом исчезнувший за углом автомобиль, бабушка и внук остались одни на улице.

— Что я тебе говорила, Фелипе? Ну что, разве я не была права? Видишь, какой он добрый, ласковый, приветливый какой!

— Мне он не понравился, бабушка.

— Не говори глупостей, милый! Вот увидишь: завтра же ты будешь устроен. Пойдем!

— Да вы куда ж это в другую сторону, бабушка?

— Я в часовню зайду… возблагодарить бога.

— Пойдемте лучше домой.

— Ты можешь не молиться, просто так постоишь, а я уж за нас двоих молитву сотворю. Пойдем!

В часовне Фелипе прислонился к колонне. Бабушка, стоя на коленях, молилась и опять плакала.

Прошла неделя. Почтальон каждый день проходил мимо их дома. Иногда, стоя в дверях, Фелипе видел, что он подходит, и с трудом удерживался, чтобы не протянуть руку за письмом. Но почтальон ни разу не зашел к ним: для них ничего не было. Фелипе по-прежнему ходил в колледж. Доктор ведь обещал устроить его на такое место, что он сможет продолжать учиться. Каждый день, возвращаясь с занятий, Фелипе спрашивал:

— Ну как, бабушка?

— Ничего нет, деточка.

Молча они садились обедать. Молчали и грустно думали: почему же все-таки нет письма?

— А может быть, доктор забыл о нас, бабушка?

— Это невозможно!

— Тогда в чем дело?

— Сама не понимаю.

Они решили еще раз поговорить с доктором. Слуга пошел доложить и долго не возвращался. Наконец он вернулся и сказал, что доктор не может их принять: он очень занят, у него важный разговор с сенаторами и депутатами; он уже просил о службе для мальчика, пусть они зайдут через две недели…

Снова бабушка и внук ушли из дома политика с сердцем, согретым надеждой. Бабушка была так радужно настроена, что потеряла способность рассуждать: она была просто счастлива. Фелипе шел рядом с нею, задумавшись о чем-то. Вдруг он сказал:

— В этот раз он уже не обещал нам написать, а велел зайти.

— Да что ты, дитя мое! — рассердилась бабушка. — Он тебя на место устраивает, а ты еще требуешь…

— Я ничего не требую, бабушка. Зайдем через две недели.

Они зашли через две недели, но не застали доктора дома.

Они пошли к нему в парламент. Доктор передал через слугу, что никаких новостей для них нет. Они вышли в отчаянии, пораженные этим ответом. Дойдя до угла здания парламента, Фелипе громко сказал:

— Я больше не пойду!

— Надо быть терпеливым.

— Я больше не пойду!

— Тогда я одна буду ходить.

— Не ходите больше, бабушка!

— Так что же нам делать? Мы скоро без гроша останемся… Деньги кончаются, и…

— Я знаю, бабушка. Вот увидите, что я сделаю!

— Что ж ты сделаешь?

Мальчик сообщил ей свой план: он больше не пойдет в колледж. Он поступит линотипистом в типографию, хозяин которой — отец одного из его товарищей по учебе.

Бабушка не могла удержаться от слез:

— Нет, нет, Фелипе, нет! Если бы это видел твой отец… Он так хотел, чтобы ты стал врачом! Если бы это видел твой отец…

— Может быть, ему было бы гораздо приятнее видеть, что я работаю линотипистом, чем знать, что я хожу, как нищий, к этому доктору места просить… Мне просто стыдно выпрашивать работу, как милостыню!

— Все равно… Я буду выпрашивать! Мне не стыдно! Я пойду… И вот увидишь — доктор выполнит свое слово. Если он тебя еще не устроил, то, значит, не мог. Я уверена.

— Как это депутат правящей партии, который бывает каждый день в здании правительства, не может устроить человека на работу? Он не устраивает меня потому, что ему нет до нас никакого дела!

— У него, наверно, многие просят работу, а мест мало…

— А те места, которые есть, он распределяет так, как это ему удобно… Какое ему дело до матери и сына его прежнего друга?

— Да как ты рассуждаешь, Фелипе! Можно подумать, что это старик говорит! Вот смотри — мне семьдесят четыре года, и я все-таки не теряю надежды… Мне думается, что люди не так уж плохи, как ты их себе представляешь…