Александр Соколовский - Первый особого назначения

— Было, — согласился Степка.

— Так. Теперь скажи, почему же раньше ты к нему так часто ходил?

— Мне интересно было, — признался Степка. — Гриша меня паять учил. И ключи вытачивать…

— Ну, а какой он, по-твоему, человек, этот Гриша? — спросил Андрей и, увидев, что Степка смотрит на него растерянно, пояснил: — Ну какой — хороший или плохой?

— Я… я не знаю… — выдавил Степка. — Если он у Гитлера в армии служил… Значит, плохой.

Он сразу же понял, что ответ его не понравился командиру. Андрей нахмурился и покачал головой.

— Давай так, — сказал он. — Представим, что нам надо решить задачу с несколькими неизвестными. Что же нам неизвестно? А вот что. Во-первых, почему этот глухонемой Гриша после плена решил остаться в Советском Союзе. Во-вторых, почему он поселился именно в этом городке, а не в каком-нибудь другом. В-третьих… А в третьих: мы как раз и решим — хороший он человек или плохой. И тогда узнаем, правильно ли ты поступил, что, узнав его историю, перестав ходить к нему в мастерскую. Итак, вопрос первый.

— Почему он остался у нас, в Советском Союзе? — напомнила Таня.

— Да, почему? — Андрей круто повернулся к ней. — Как будто оставаться ему было незачем. И вдруг…

— Как же незачем? — вступился за Гришу Степка. — Он ведь родился в России. И в Германии у него никого нет…

— Никого? — Моряк прищурился. — А если подумать? Давай рассуждать так. Глухонемых в армию не берут. Значит, кто-то привез его с собой в нашу страну во время войны. Кто?

— Офицер, — вспомнил Степка. — Он с детства у этого офицера был слугой…

— Стоп! — остановил его Андрей. — С детства был слугой. Это нам известно. Может быть, он еще мальчонкой, живя в Германии, тосковал по своей родине, по далекой России. Может быть, он рос сиротой, видел одни пинки да издевательства. Какая жизнь может быть у слуги, да еще у глухонемого!..

— Плохая жизнь, — сказал Степка.

— Да, уж я думаю, не сахар, — согласился Андрей. — И вот представь себе, что ему невыносимо видеть, как его господин — офицер и сотни других офицеров и солдат — фашистов убивают, вешают, угоняют в рабство тысячи советских людей, русских, его братьев по крови… Ничего нет странного в том, что человек не выдержал и при первом удобном случае сдался в плен.

Степка молча кивнул. Ему вспомнился рассказ дедушки Арсения о немецком солдате-рабочем, который бежал по грязному полю к советским окопам и как упал на бруствер, простреленный пятью фашистскими пулями… Вместо этого безликого солдата Степка ясно увидел бегущего по полю Гришу. Вот он бежит, вот в спину ему бьет пулемет… Вот он падает… Струйка крови течет по подбородку… И глубокие Гришины глаза становятся еще глубже, еще темнее…

Степка даже поежился, до того отчетливой представилась ему эта страшная картина.

— Ну, сдался он в плен, — продолжал Андрей, — война кончилась. И опять-таки нет ничего странного в том, что человек не захотел снова возвращаться в рабство, к своему господину.

— А может, того офицера давно убили, — сказал Степка.

— Тоже правильно, — согласился Андрей. — Может быть, убили. Тем более ему незачем было уезжать из Советского Союза. Страна у нас гостеприимная. Хочешь остаться — оставайся, только живи честно, работай, трудись, приноси пользу… Как ты думаешь, он приносит пользу?

— Конечно! — с жаром воскликнул Степка. — Он, знаете, какой мастер? Он все-все починить может!.. И иногда даже денег не берет. Вот я видел один раз. К нему старушка пришла. Утюг принесла в починку. Потом зашла за утюгом и стала платок развязывать. А в платке деньги — одни копейки… Гриша на нее смотрел, смотрел, взял все эти копейки, сгреб с верстака, положил в платок и завязал узлом. И утюг отдал. Просто так починил, даром.

— Ага! Значит, выходит, он человек неплохой.

— Нет, он хороший. Он добрый.

— Ну вот и еще один вопрос выяснили, — сказал Андрей. — Теперь давай подумаем, почему он поселился именно в этом городе.

— Я не знаю, — проговорил Степка и вдруг вспомнил, что в волнении не рассказал ни Тане, ни Андрею о таинственном появлении Гриши на дороге у кладбищенских ворот. Словно наяву, возникли перед ним черные деревья, похожие на заколдованных великанов, серая неясная тень, движущаяся среди могильных крестов…

— У него, наверно, родные тут жили, — сказал он тихо. — Он на кладбище ходит. Мы видели один раз, вечером… Помнишь, Таня?

— Когда?! — вскрикнула изумленная Таня.

— Ну, помнишь, когда Олег побежал?

— Ой! Значит, это был глухонемой Гриша?

— Ага. Я тебе в тот раз ничего не сказал. Боялся, что ты ребятам расскажешь. А про него и так много всякого болтают…

— Ну-ка, ну-ка, — попросил заинтересованный Андрей. — Что там у вас случилось на кладбище?

И Степка рассказал. О том, как слушали Женькину сказку про седые волосы на чердаке, как Олег вызвался пойти на кладбище, как ребята тайком за ним следили и как он пустился наутек, испугавшись Гриши.

— Наверно, у него там похоронен кто-нибудь, — закончил Степка. — Отец, может быть… Или мать… Может, его в Германию из этого города увезли?

— Ну, вот и этот вопрос выяснили, — заключил Андрей.

Степка уже понял, что Андрей осуждает его вовсе не за то, что он вовремя не разобрался, какой человек глухонемой мастер. И ему внезапно захотелось вскочить со стула, броситься на улицу, завернуть в знакомую подворотню, весело толкнуть низенькую дверь во флигелек, чтобы успеть увидеть, как вспыхнет лампочка над верстаком — Гришин «звонок».

— К нему надо пойти! — крикнул Степка, срываясь с места. — Надо сейчас пойти! Мы пойдем. Вместе с Таней. Он нас звал!

— Верно. Надо пойти, — согласился Андрей. — Только давайте пообедаем сначала.

Но Степке не хотелось есть. И Тане, которой передалось его волнение, — тоже. Глядя на возбужденные лица ребят, Андрей понял, что удерживать их бесполезно.

— Ладно, идите, — сказал он.

Степка и Таня побежали к двери. Из окна Андрей видел, как они пересекли двор и скрылись в арке. И лишь тогда он заметил, что Степка оставил на стуле железные планки — рамку стенной газеты.

Не вспомнили о них и Степка с Таней. Они мчались по тротуару, обгоняя прохожих и спотыкаясь о водосточные желоба. Вот и дом номер четырнадцать. Вот и знакомая дверца с кривой надписью «Мастерская». Как давно уже Степка не был здесь!.. Жаль, что Гриша не может его услышать!.. Разве можно жестами и знаками передать то, отчего так громко колотится сердце!.. Нет, только голосом! Только влетев и крикнув: «Доброе утро!»

Степка с силой толкнул дверь в мастерскую. Приветливо вспыхнула над верстаком лампочка-сигнал. Она загорелась и погасла. И Степка огляделся в недоумении. Мастерская была пуста. Большие яркие лампы под потолком и на верстаке не горели. Не гудел примус, и не било синее шумное пламя из носика паяльной лампы. Тусклый свет сквозь маленькое оконце едва освещал углы комнатушки.