Александр Соколовский - Первый особого назначения

— Как нам?

— Откуда этот ящик?

— Степка, спроси!

Но спрашивать ни о чем не пришлось. Гриша снова «заговорил», волнуясь и быстро двигая пальцами.

— Переводи, Степа, — сказал Андрей. — Подробно переводи. Все, что он говорит.

Тогда, в мастерской, рассказывая свою биографию, Гриша не сказал Степке, что в ночь, когда умер старый барон, он долго, с любопытством разглядывал листок бумаги, на котором были начерчены непонятные линии и крестики. Не открыл мастер тогда Степке, что благодаря необычайной своей зрительной памяти он невольно запомнил все эти линии. И только сейчас узнал изумленный Степка, а вместе с ним и Андрей и все ребята, что, приехав в этот городок, Гриша отыскал место заветного тайника, вынул из-под камня ящик с драгоценностями, перенес его на кладбище и закопал возле заброшенной могилы…

Почему он так поступил? Сначала просто хотел проверить, удалось ли его хозяину в ту памятную ночь, когда он оставил Гришу одного в темном подземелье, отыскать и унести сокровища старого барона. А когда мастер нашел ящик и поднял крышку, то сразу же увидел среди колец, браслетов и брошек старинные серебряные часы с выцарапанными на крышке именами его отца и деда. Наверно, в тяжелую минуту Гришин отец решил заложить часы своему хозяину — ростовщику Генриху Гольцеву — фон Гольцу, да так и не смог выкупить. И понял Гриша, что остальные вещи — бусы, кольца, браслеты, серьги, все, что лежит в шкатулке, — тоже куплены за гроши, оставлены в залог и не возвращены владельцам.

— Он говорит, — волнуясь, переводил Степка, — что хозяев этих вещей, наверно, уже нельзя найти. Так пусть драгоценные камни и золото… Пусть все это перейдет в хорошие руки, в руки добрых людей. А ему самому ничего этого не нужно. Он всегда сумеет заработать свой хлеб собственным трудом…

Гриша кончил и опустил руки. Замолчал и Степка. Молчали ребята. И тогда заговорил Андрей.

— Степа, — произнес он с волнением, — постарайся перевести как можно точнее то, что я сейчас скажу. Понял, Степа? Как можно точнее.

— Я постараюсь, — ответил Степка и кивнул.

— Скажи ему, что эти камни, все эти замечательные вещи не принадлежат нам. Они принадлежат всему нашему государству, всей нашей стране, всему народу… Скажи, что нам тоже не нужно сокровищ, награбленных бесчестными руками. И мы — те объясни ему это — тоже знаем, хорошо знаем, что счастье человека не в богатстве, а в настоящем добром труде…

Степка жестами и знаками повторял то, что говорил Грише Андрей. Он «переводил» так старательно, что эти жесты и знаки получались очень медленными, и мастер несколько раз сделал нетерпеливое движение, словно стараясь поторопить его.

— И еще передай, — говорил Андрей. — Пусть он будет спокоен: эти драгоценности попадут в надежные руки, в руки добрых и честных людей, и никому, никому на свете не причинят зла. Может быть, эти сверкающие камни превратятся в громадный космический корабль, который понесет первого человека-космонавта на Луну или на Марс… Может быть, серьги, бусы и браслеты станут могучими турбинами электростанции или живою водой потекут по каналам в расцветающей пустыне… Мы еще не знаем этого. Но мы твердо знаем, мы уверены, что многим, многим людям они послужат добром.

В глубоком молчании слушали ребята своего командира. Молча смотрели они на Степку, безмолвно повторявшего каждое слово Андрея. Молча глядели на Гришу, который с напряжением следил за Степкиными пальцами, и верили, верили, что мастер поймет каждое из этих верных и горячих слов. Поймет, что в этой великой, необыкновенной стране, в стране, где он родился и где живет сейчас, в стране, которая называется таким гордым и прекрасным словом — Советская, — труд и добро идут бок о бок, рядом, шагают по трудным дорогам, имя которым — жизнь. А может быть, он уже давно это понял?

Когда возвращались с кладбища, уже смеркалось. Впереди шли Андрей и Гриша. Ребята — за ними, негромко переговариваясь между собой.

— Видишь, Пончик, — говорил Женька. — Как ты хотел, так и вышло. На всех поровну разделили — на весь Советский Союз!

Таня и Степка немного отстали и шли позади всех.

— А знаешь что, Таня, — смущенно сказал Степка, нарушая молчание. — Ты мне по немецкому хотела помочь. Ну, Роза Марковна еще говорила…

— Да…

— Так ты… Ты поможешь?

— Конечно! — Она обернулась к нему, улыбаясь. — Конечно!

Хмурые тучи мчались по небу, казалось задевая вершины деревьев и оставляя на ветвях призрачные тающие пряди. Но впереди, там, куда опустилось солнце, жарким пламенем пылал багровый закат.

— Хорошая завтра будет погода, — сказал Степка. — Такая примета.

— Да, такая примета, — повторила. Таня и вдруг вздохнула. — Наверно, я все-таки уеду в лагерь. А так не хочется! — помолчав, призналась она.

— Ничего, — успокоил ее Степка. — Ты же вернешься. Всего один месяц. Даже меньше…

— Таня! Степа-а! — позвал впереди протяжный голос Кости. — Где вы-ы?

— Сейчас! Догони-им! — закричал Степка. Он поймал Таню за руку. — Бежим!

И они побежали, крепко держась за руки. И несся им навстречу огненный закат, алый, как их галстуки, концы которых плескались и трепетали, касаясь то шеи, то щеки. Дул свежий переменчивый ветер.