Александр Соколовский - Первый особого назначения

А когда, наконец, все было расставлено, Степка спохватился. Оказалось, что уже половина пятого и пора спешить на Ленинскую, на свои патрульные посты.

К Андрею зашли, вернувшись с Ленинской. Степке снова пришлось рассказывать все по порядку. Впрочем, он мог не беспокоиться, что пропустит что-нибудь. Ребята знали уже всю историю наизусть.

— Вот это так приключение! — воскликнул Андрей, когда Степка кончил рассказывать. — Такое только в книжках прочитать можно. А ведь про те сокровища и я мальчишкой слышал.

Но в ответ на таинственный шепот Пончика, что надо самим поискать клад в подвалах, Андрей с усмешкой покачал головой.

— Думаю, напрасный это будет труд. Да и заблудиться можно в подвалах…

Однако по Вовкиной физиономии были видно, что эти слова на него не произвели никакого впечатления.

Знойный июль был на исходе. И вдруг внезапно повеяло холодом. По небу поползли рыхлые, как весенние сугробы, сизые тучи. Город закутался в дождь, словно в громадную занавеску. По улицам, прижимаясь к тротуарам, угрюмо, беззвучно текли грязные ручьи. На прудах, возле только что законченной лодочной пристани, мокли никому не нужные лодки. Зеленая листва липок и кленов, что росли на Садовой, внезапно запестрела яркими желтыми, оранжевыми, красными пятнами. Никогда еще Степка не видел, чтобы так рано желтели листья на деревьях.

Саня притащил в красный уголок целую охапку больших кленовых листьев и сказал, что из них можно сделать букеты. Букеты, конечно, можно было бы связать и расставить их в банках по подоконникам. Но Оля сказала, что, постояв день-другой, листья сморщатся и завянут.

— Не завянут, — возразил Саня. — Я секрет знаю.

Для пробы один букет из листьев поставили в банку. Мишка Кутырин хотел было налить туда воды, но Саня сказал, что вода не нужна.

И правда, листья простояли день, другой, третий и даже ничуть не сморщились.

— Саня, расскажи секрет, — приставали к ботанику девочки.

— Да никакого секрета нет, — ответил Саня, — Я листья горячим утюгом прогладил. Они всю зиму такие будут.

В тот же день красный уголок украсился пышными букетами из опавших кленовых листьев. Лешка склеил из картона круглые высокие стаканчики. И в красном уголке стало еще уютнее.

Таким нарядным, разукрашенным, будто к празднику, пышными султанами золотых и пунцовых листьев увидели красный уголок Слава Прокофьев, вернувшийся из пионерского лагеря, и Дора с Милой — подружки из ансамбля «До-Ми-Ля». Они только что приехали из Москвы и тотчас же, узнав об отряде, прибежали в красный уголок.

Славка здорово загорел. Еще бы! Почти целых два месяца пробыл в лагере. Но о последних днях лагерной жизни он вспоминал с неудовольствием.

— Как зарядил дождь! Ну! Холодище! Пока от корпуса до столовой дойдешь — весь мокрый…

В Москве тоже стояли холода и лили дожди. Но Дора с Милой сказали, что это пустяки. Наперебой, треща без умолку, рассказывали они о метро, о Красной площади, о широченных московских улицах, где столько автомобилей — жуть! — переходить с одной стороны на другую страшно-престрашно!..

Зато пришлось же поудивляться и поахать Славе, Доре и Миле, когда ребята принялись рассказывать им о своем отряде, о ремонте, уголке, об Андрее и Грише, о разведке во дворах… А когда Степку снова — в который уже раз! — заставили повторить историю про иностранцев — туристов, искателей клада, — Славка, Дора и Мила совсем уж вытаращили глаза.

— Вы нас тоже запишите в отряд, — щебетали девочки. — Мы тоже хотим в разведку ходить.

— И меня примите, — сказал Слава.

Вовка важно усмехнулся.

— Хо-хо! Думаете, так просто? Сперва надо какой-нибудь выдающийся поступок совершить.

— А ты что совершил? — спросил Слава.

— Я?

Вовка, должно быть, совсем уже собрался расхвастаться, но, встретив суровый взгляд Олега, смутился и сказал:

— Мы все работали. И на Ленинской дежурили… Вообще-то можно принять, — добавил он. — Вроде как кандидатами.

Так и записали в отряд новичков — кандидатами.

Рано, очень рано пришла в нынешнем году осень. И как неожиданно пришла! Восьмидесятилетний старичок Василий Михеич, жилец из соседнего дома, каждый день аккуратно заходивший в красный уголок, чтобы почитать газету, говорил, что за всю свою жизнь не помнит такой ранней осени.

Иногда, правда, выдавались и сухие солнечные дни. Они были редки, и потому в такие деньки ребята спешили отправиться куда-нибудь всем отрядом, чаще всего — к монастырю.

В один из таких дней, вернувшись во двор часов в пять, веселые и разгоряченные, они застали возле «кают-компании» Севку Гусакова.

Севка скучными глазами поглядывал на Гошкины окна и время от времени уныло свистел. Увидев ребят, он съежился и посторонился, уступая дорогу. Он молча провожал их взглядом и вдруг окликнул:

— Лешка!

Хворин обернулся. Остановились и замолчали все ребята.

— Поди-ка, Леш! — позвал Гусаков.

— Чего тебе?

— Иди, не бойся.

— А чего мне тебя бояться? — усмехнулся Лешка и неторопливо подошел к бывшему приятелю.

— Останемся, — тихо сказал Степка. — Вдруг подерутся?

Но Гусаков, кажется, не намеревался драться.

— Здоро́во, — кивнул он, когда Лешка приблизился.

— Здоро́во.

— А классно ты тогда плясал, — сказал Севка, и лицо его оживилось.

— Ну, плясал и плясал, — хмуро ответил Хворин. — Говори, что надо?

Хотя Лешка и Севка разговаривали тихо, ребята, насторожившись, слышали каждое слово.

— Слышь, Леша, — сказал Севка. — Правду говорят, будто ты в ремесленное поступил?

— Правда. В общежитии буду жить.

— Слышь, Леша, — спросил Севка. — А мне нельзя? Надоело.

— Чего надоело?

— Да все. Так… — Гусаков неопределенно махнул рукой. — Вот надоело так… Скучно.

— Не знаю, — мотнув головой, ответил Хворин. — Не знаю, примут или нет.

В эту минуту в воротах показался Андрей. Он остановился на миг, словно любуясь этой живописной сценой: Лешка и Севка друг против друга, а неподалеку — ребята, сбившиеся в кучку, с встревоженными лицами.

— Старые друзья встретились! — сказал он, подходя к Лешке и Севке. — По какому поводу конференция?

Увидав командира, ребята окружили его.

— Вот Севка спрашивает, можно ему в ремесленное устроиться или нет, — объяснил Лешка, словно стыдясь, что он остановился и заговорил с Гусаковым.

Андрей внимательно взглянул на Севку.

— А учиться будешь? — спросил он.

— Буду! — с неожиданной убежденностью воскликнул Севка. — Обязательно буду!

— Ладно! Тогда поговорю в комитете, — кивнув, сказал Андрей.

Наступило молчание. Севка поковырял носком ботинка землю и сказал:

— А здорово ты плясал… Хороший концерт.