Александр Соколовский - Первый особого назначения

— Удрал! — воскликнул Костя.

— Эх, надо бы ему по шее дать! — с огорчением заметил Мишка.

— Ничего, он теперь на нашу улицу носа не сунет, — сказал Женька и спросил, обернувшись к Шурику: — А где они, туристы?

— Мы их на Вокзальной видели. А теперь не знаю где.

— Наверно, к церкви поехали, — сказал Степка. — А если там нет, то — к монастырю. Я знаю, туристы всегда так ездят.

Было решено оставить в красном уголке дежурного и немедленно отправиться посмотреть на заграничный автобус. Однако никто остаться не захотел.

— Давайте жребий! Жребий будем тянуть! — закричал Пончик.

Нашелся листок бумаги, который Женька аккуратно разорвал на шестнадцать мелких лоскутков. Это даже было много — хватило бы и одиннадцати. Десять бумажек были чистые, а на одиннадцатой Женька нарисовал крестик.

— Вот увидишь, Пончик, — сказал он свертывая бумажки в крепкие трубочки. — Вот увидишь, тебе достанется дежурить. Это уж так всегда бывает, такая примета: не рой другому яму.

— Не верю я ни в какие приметы, — объявила Таня и первой вытянула бумажку из Женькиных ладоней, сложенных лодочкой. — Ну вот, видите? Чистая!

— Тебя это не касается, — заметил Женька. — А Пончик, вот запомните, обязательно вытащит с крестиком.

Пустые бумажки вытащили Кузя, Степка и Лешка. За ними потянулся Пончик.

— Р-ргав! — неожиданно пролаял Женька.

Вовка в испуге отдернул руку.

— Ну тебя, Женька! — воскликнул он и выхватил из пригоршни бумажку.

Едва он ее развернул, как все поняли по выражению его лица, что ему попалась бумажка с крестиком.

— Это Женька нарочно подложил, — со слезами в голосе крикнул Пончик. — Там, наверно, еще есть с крестиком…

— Я говорил! Я говорил! — в восторге прыгал Зажицкий.

— 3-знаете что, — неожиданно заявил Павлик. — Я, п-пожалуй, останусь вместо Вовки. Я ведь все равно этот автобус уже видел. И потом м-мне песню надо на ноты переписать…

— Нет уж, — великодушно ответил Пончик. — Если мне досталось, то я и останусь.

Пончик явно изменился к лучшему за последние дни.

Оставив Пончика в красном уголке, ребята помчались смотреть на автобус, который привез иностранных гостей. Сначала побежали к церквушке, надеясь, что туристы поехали туда. И действительно, еще издали увидели в переулке возле деревянной церковки красивый большой автобус. Рядом с ним толпились иностранцы, человек пятнадцать мужчин и женщин. Они громко переговаривались, смеялись и то и дело наводили на дома, на прохожих, друг на друга объективы фотоаппаратов и кинокамер.

Степка сразу же разобрал, что приезжие гости говорят по-немецки. А одна женщина, увидав ребят, подошедших довольно близко, что-то сказала, улыбаясь, другой, приставила к глазу черную коробочку кинокамеры, нажала на блестящую кнопку, и послышалось ровное легкое стрекотанье.

— Кино! — с восхищением произнес Олег.

На боку автобуса желтой краской были написаны какие-то буквы и нарисован значок — оранжевый кружок с красными крылышками.

— «Гам-бург», — вслух с трудом прочитал Степка.

— «Туристская компания в Гамбурге», — перевела Таня. — Они из Гамбурга приехали.

— Из Федеративной Республики Германии, — сказал Шурик Веденеев.

Одна из женщин-туристок, худощавая и высокая, со смешной прической, похожей на плохо прилаженный парик, огляделась по сторонам со скучающим видом и что-то сказала стоявшему рядом с ней высокому седому человеку в больших очках с темными стеклами и в сером костюме. Тот ответил и принялся было возражать.

— Таня, что они говорят? — спросил Степка.

— Она говорит, что надо скорее уезжать, что здесь нет ничего интересного. А он… Она его бароном называет… Он, наоборот, говорит, что этот город ему очень нравится. Он предлагает тут задержаться дня на три.

— Ничего интересного! — с негодованием пробасил Мишка. — Скажет тоже! — Он был явно обижен за свой родной город.

— Конечно! — подхватил Костя. — Монастырь, молочный комбинат! Новый клуб на Почтовой!

— Ты, Таня, им скажи! — воскликнул Шурик. — Ты скажи им! Эх, если бы у нас в школе немецкий изучали!

— Неудобно, — смущенно ответила девочка.

— А чего неудобно! — возразил Олег. — Знал бы я немецкий язык, как ты, я бы им сказал!

— Ну ладно, — нерешительно согласилась Таня. — Я… я скажу.

И, сделав несколько шагов по направлению к гостям, она негромко, тщательно подбирая слова, заговорила по-немецки.

Едва только Таня произнесла первые несколько слов, иностранцы сразу замолчали и стали внимательно слушать. Затем, обступив Таню, они с удивлением заговорили о чем-то между собой, часто восклицая: «О!.. О!..» Даже у той женщины, которая хотела поскорее уехать, сползло с лица скучающее выражение.

— Ты им еще п-про «Дубки» скажи, п-про колхоз, — подсказал Павлик. — Там п-птицеферма такая! М-мы в прошлом году ездили на экскурсию.

Таня кивнула и заговорила опять, уже смелее, очевидно, про колхоз «Дубки». А гости снова стали слушать, а затем опять послышалось удивленное «О!.. О!..»

Больше других выражал свой восторг барон. Он гладил Таню по голове, тряс ей руку, и Степке почудилось даже, будто он один раз назвал Таню «геноссе» — «товарищ». Из всех иностранцев этот барон показался ему самым симпатичным. У него было красивое, чисто выбритое лицо, сухощавое, с тонким прямым носом. Правда, глаза его прятались за темными стеклами очков, но уже одно то, что заграничному барону понравился город, заставило Степку проникнуться к нему симпатией.

Вот барон обернулся к иностранцам и горячо принялся их в чем-то убеждать.

— Он говорит, что в городе, где есть такие замечательные дети, нужно непременно задержаться подольше, — объяснила Таня.

— А ты скажи, что на Ленинской есть гостиница «Октябрьская», — заметил Степка. — Самая лучшая в городе.

Таня опять обратилась к иностранцам по-немецки. Снова раздалось удивленное «О!.. О!..» А высокий седой барон сказал ей красивым бархатным голосом:

— Данке шен. Данке, данке. Либес метхен…

После этого гости расселись в своем автобусе, и он, громко урча, выпуская клубы синеватого дыма, двинулся в сторону Ленинской улицы.

— По-моему, мы их уговорили! — сказал Женька.

— Пускай поживут, — согласился Лешка.

— А здорово Танька с ними разговаривала! — с восторгом воскликнул Шурик Веденеев.

— Еще бы! — подтвердил Костя.

А Олег добавил:

— Наверно, если бы мы в ихний Гамбург приехали, там с нами по-русски никто поговорить бы не сумел.