Вера Иванова - Пари на любовь

Их мысли совпадали, ее высказывания были проницательны и остроумны, — не все друзья Максима могли сравниться с ней в эрудированности и образовании, а уж в манерах и умении держаться — равных ей просто нет. Он не мог не сравнить ее с Даной — и не в пользу последней. Там — неряшливость, ограниченность, полное безразличие к тому, что интересует Максима.

А здесь Само Совершенство, поражающее блеском ума и красоты. С горьким сожалением Максим вдруг осознал, что, если бы не его собственная глупость и слабость, последние месяцы могли бы пройти совсем иначе. Жизнь заблистала бы разнообразными событиями, интересным общением, книгами, кино, музыкой, театром и вернисажами, походами и поездками, творчеством и самосовершенствованием..

Однако ровно в десять счастье закончилось.

— У меня с этим строго. В 22.00 домой, — вздохнула Оксана. — Иначе предки убьют.

— Ты как Золушка, — засмеялся он. — Сейчас исчезнешь и оставишь мне только туфельку.

— Не туфельку, а кеду, — поправила она. — Или кедину?

— Как! Ты, моя учительница по-русскому, и не знаешь?!

— Не знаю, — призналась она. — Я теперь вообще ничего не знаю… Кроме того, что ужасно не хочу расставаться.

— И я. — Он стоял, как перед родником в пустыне, смотрел в ее мерцающие глаза и думал, что это мгновение стоит целой жизни.

— Мы же не будем целоваться на глазах у соседей, правда? — прошептала Оксана, упершись руками ему в грудь.

— Конечно, нет, — заверил он, и их губы слились в долгом поцелуе.

Самолет приближался к Москве так медленно, что ожидание становилось невыносимым. Лайнер как будто стоял на месте, и Максим не знал, чем себя занять: то хватался за наушники, то щелкал кнопками переключения видеоканалов, то мусолил уже надоевший французский зоологический журнал.

— Ну что ерзаешь? — не вытерпела мама. — Полтора часа осталось, поспи лучше.

Однако заснуть не удалось. Предвкушение скорой встречи с Оксаной будоражило и наполняло радостным волнением, и парень сидел как на иголках.

Они не виделись почти год, потому что через месяц после того памятного для рождения, ставшего «их» днем, Максим снова очутился в Париже.

Думали ли влюбленные, что им придется жить вдали друг от друга? Что обстоятельства разлучат их, раскидав по разным странам? Для зарождавшейся любви это настоящий удар!

Он отчетливо помнил последний день вместе. Они с Оксаной сидели в летнем кафе в тени акации, пили минералку и ели фрукты. На сцене под звуки страстной знойной музыки невероятно красивая пара исполняла аргентинское танго.

— Урбанистический рай… А мы с тобой — городские Адам и Ева. — Максим протянул девочке яблоко:

Адам и Ева. — Максим протянул девочке яблоко: — А это фрукт познания добра и зла.

— Может, тут и заночуем? — предложила «Ева», откусывая от «фрукта». — Или останемся навсегда? Я хочу познать добро и зло.

— Идет! — согласился Максим. — Слушай. Я все хочу спросить. Откуда у тебя эти сережки? Мне кажется, я такие уже где-то видел…

— Я их выиграла в одном споре, — уклончиво ответила Оксана. — А почему ты спросил?

— У меня для тебя тоже есть подарок, — он вытащил из кармана заветную коробочку. — Надеюсь, к сережкам подойдет.

— Какая прелесть! — восхищенно воскликнула Оксана, открывая алое бархатное сердечко.

Золотой фламинго обрел, наконец, хозяйку.

На закате они вышли из кафе. Низкое солнце зажгло окна оранжевым. Тени выросли и налились чернилами, ветер стих, птицы умолкли в ожидании теплой летней ночи.

— Как хорошо! — Оксана подняла лицо к звездам.

— Да, — ответил он и положил руки ей на плечи.

Долгий поцелуй был прерван звонком мобильника.

— Что? — недовольно ответил Макс. — Кто это? Папа?

То, что он услышал, выбило почву из-под ног: семье предстояла новая поездка в Париж.

— Но я не хочу! — воспротивился Максим. — У меня другие планы! В конце концов, мне уже четырнадцать! Мне надоело без конца менять школы! Можно я останусь в Москве с бабушкой?

Однако родители, как всегда, были неумолимы.

— Билеты забронированы на завтра, так что срочно собирай вещи, — последовал суровый отцовский приказ.

Они с Оксаной еще стояли рядом, но невидимая преграда уже разделила их.

— Снова уезжаешь, — потрясенно прошептала она.

— Ага, — удрученно пробормотал он.

— Когда?

— Завтра утром.

— Надолго?

— На два года.

Два года! Целая вечность! Мысленно каждый начал подсчитывать: четырнадцать плюс два… Когда Максим вернется, им будет по шестнадцать!

— Но… но ты же будешь приезжать? — ее голос дрожал.

— Конечно! — подхватил он. — Обязательно! Летом и зимой… А может, и чаще!

— Я буду ждать, — пообещала она. — Сколько бы ни понадобилось.

— И я, — ответил он.

— И знаешь что? Давай, когда встретимся, станцуем танго. Как та пара сегодня в кафе, помнишь? — предложила вдруг она.

— Но я не умею! — растерялся он.

— Я тоже, — успокоила она. — Пока. Но за время разлуки надо научиться! Пусть у нас будет такая цель, оки?

— Ладно, — Максим счастливо улыбнулся. Он обнял девочку, нашел в темноте ее губы. Какая же она у него все-таки умница! Если есть общая

— Конечно! — подхватил он. — Обязательно! Летом и зимой… А может, и чаще!

— Я буду ждать, — пообещала она. — Сколько бы ни понадобилось.

— И я, — ответил он.

— И знаешь что? Давай, когда встретимся, станцуем танго. Как та пара сегодня в кафе, помнишь? — предложила вдруг она.

— Но я не умею! — растерялся он.

— Я тоже, — успокоила она. — Пока. Но за время разлуки надо научиться! Пусть у нас будет такая цель, оки?

— Ладно, — Максим счастливо улыбнулся. Он обнял девочку, нашел в темноте ее губы. Какая же она у него все-таки умница! Если есть общая цель, разлуку перенести легче.

«Максик, любимый. Твой разрыв с Даной и наш сумасшедший роман взбудоражили весь класс и две семьи. И хоть «виноваты» в этом двое, отдуваться приходится мне одной. Оказалось, что я могу быть твердой, как скала, — а в этом всегда половина успеха. Твердость и уверенность гипнотизируют окружающих и завоевывают их. И все равно, наши мамы долго не могли понять, как это ты, человек спокойный, рассудительный и не импульсивный, вдруг стремительно рушишь одни отношения и как в омут головой кидаешься в новые. Наши мамы были шокированы, ты же знаешь, они подруги, не в пример их детям. Хотя, если бы они начали активно вмешиваться, то не выдержала бы даже их железобетонная дружба. Однако они повели себя мудро — тетя Алина ограничилась язвительным «свято место пусто не бывает!» (я так и не поняла, про тебя это или про меня), а моя мама преувеличенно долго извинялась перед ней — как будто она в чем-то виновата. И ей, бедняжке, досталось по полной — я слышала, как мама Данки отпустила шпильку, общий смысл которой был: «Ну и доченьку ты воспитала!» Тетя Алина считает, что это я отбила тебя у ее бедной Даночки, это я, коварная соблазнительница, заманила в сети бедного невинного ягненочка.