Стефан Каста - Зеленый круг

Я помогаю ей снять мокрый жакет и вешаю его на крючок. У Гун-Хелен на руке бандаж.

— Ты сломала руку? — спрашиваю я.

— А, пустяки, — отвечает она.

Гун-Хелен останавливается перед зеркалом и поправляет прическу. Вдруг она ударяется обо что-то рукой в бандаже, рука отрывается, падает на пол и остается лежать у кухонной двери.

— Ну вот, опять, — говорит Гун-Хелен. — Какая-то я хрупкая стала.

Она наклоняется за рукой, привычным движением приделывает ее на место и снова возвращается к зеркалу.

— Неужели ты в нем что-то видишь? — спрашиваю я.

— Ну рассказывай, как дела? — спрашивает Гун-Хелен и другой рукой обнимает меня за плечи.

— Как-то не очень, — честно отвечаю я.

— А у Дэвида?

— Так же.

— Вы всё еще вместе?

Я пожимаю плечами.

— Здесь все как-то по-другому. Думаешь иначе, ведешь себя иначе.

— Вот увидишь, скоро все наладится.

Я задумываюсь над ее словами, потом говорю:

— Помнишь тот вечер в школе Фогельбу? Тогда шел такой же дождь.

— Конечно, помню, дорогая.

— Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

— Да, было другое время.

— Я знаю.

Мы молча стоим в прихожей. Вдруг я вспоминаю, что хотела спросить о другом.

— Ты знаешь, кто сломал Бендибола?

Гун-Хелен начинает хохотать так громко, что я просыпаюсь.

Меня мутит. В комнате завывает холодный ветер. Кровать раскачивается. Я хватаюсь за край, чтобы не свалиться. Вот черт! Что происходит? Как будто я снова на плоту.

Но шума волн не слышно. Только ветер швыряет кровать из стороны в сторону. Я крепко держусь обеими руками и пытаюсь докричаться до остальных. Им тоже нужно быть осторожными. Но неизвестно, слышат ли они меня. Теперь ветер звучит по-другому. Я слышу не обычное завывание, а детский смех. Смех становится все громче, я пытаюсь зажать уши. Смех переходит в вой и внезапно прекращается. Воцаряется полная тишина. Я обессиленно откидываюсь на подушку и сразу же засыпаю.

Дождь льет как из ведра. В метре от дома уже ничего не видно. Дни протекают совершенно однообразно, и мы их не различаем. На календаре написано, что сегодня среда, четырнадцатое марта.

Вдруг Дэвид срывает с себя одежду. Выкрикивая футбольную кричалку, он бросается с веранды прямо под хлещущие струи и тут же исчезает из поля зрения. Его вопли заглушает шум ливня.

— Дэвид! — кричу я. — Дэвид! Ради бога, вернись!

Но он не отзывается — носится кругами под дождем.

— Вернись! — снова кричу я.

Тут он запрыгивает на веранду так же внезапно, как исчез. Трясет головой и брызгает на все, что еще не промокло, то есть на меня.

— Чокнутый! — кричу я.

Во второй половине дня вода подступила к самому дому — затопила веранду и начинает просачиваться под входную дверь. Мы затыкаем щели полосками из порванной простыни. И тут я вспоминаю о крысах.

— Теперь понятно, почему они облюбовали чердак, — говорю я.

— «Они» — это кто? — спрашивает Дина.

— Крысы.

Дина кивает.

— Если так и дальше будет продолжаться, мы здесь утонем, — говорю я.

— С крысами нужно держать ухо востро, — говорит Габриэль.

— Почему?

— Рядом с ними уже давно нет ничего съедобного, кроме…

— Кроме чего?

— Кроме нас и…

— Свиней! — перебиваю я Габриэля. — Надо спасать Умника и Дорис!

— Скорее всего, им ничего не угрожает, — пытается успокоить меня Габриэль.

— Но мы же оставили двери стойла открытыми на случай, если вернется Леди.

Габриэль качает головой.

— Я закрыл их, когда мы приходили за веревкой.

Я с облегчением вздыхаю и говорю:

— Какая удача!

— Интересно, где крысы? — спрашивает Дэвид. — Должно же у них быть какое-нибудь убежище.

— Да, сейчас никто не может находиться снаружи, — говорю я.

— Наверняка это не единственная заброшенная ферма. В их распоряжении может быть целое стойло где-то еще.

— Не понимаю, почему нам ни разу не встретились люди? — удивляется Дина.

— Возможно, все отсюда ушли, — говорит Габриэль.

— Но должны же они где-то быть?

— Мы видели их следы, — напоминаю я.

В следующий момент происходит то, от чего сердце едва не останавливается: раздается стук в дверь! Долгий, решительный, он отчетливо слышен сквозь шум дождя. Я задерживаю дыхание. Разве такое возможно? Стук прекращается. Лишь по-прежнему льет дождь.

— Что это было? — тихо говорю я.

— Кто-то постучал в дверь, — сдавленно отвечает Дина и смотрит на меня испуганными глазами.

— На самом деле?

Габриэль встает.

— Вряд ли нам показалось, — говорит он.

— Что будем делать? — шепчу я.

— Откроем, — говорит Габриэль и решительно направляется ко входу.

Он открывает дверь — и в прихожую устремляется поток воды. Габриэль беспомощно стоит, уставившись на стену дождя. Я делаю тоже. За дверью никого нет.

— Эй, кто там? — говорит Габриэль.

В ответ — тишина.

— Закрой дверь! — кричит Дэвид и бросается на помощь Габриэлю.

Дождь льет три дня. Он прекращается внезапно, семнадцатого марта. Мы совершенно измотаны. Первый этаж затоплен. В кухне мертвая семья сидит по колено в воде. На полу, как коралловые рифы, мерцают цветастые половики. Из-под крышки погреба под столом поднимаются пузыри воздуха. Снаружи дома — озеро. Вода повсюду, насколько хватает глаз.

— Сейчас нам пригодился бы плот, — говорит Дэвид. Мы стоим у окна на втором этаже и смотрим на безбрежное озеро.

— Или лодка, — говорю я.

Габриэль кивает.

Дина громко вздыхает. Она стоит у стены и долгое время бьется о нее затылком. Просто стоит и методично стучит головой по доскам. Последнее время она не в себе. Наконец этот стук становится невыносимым. Я подхожу к ней, обнимаю за плечи и тихо говорю:

— Дина, прекрати, пожалуйста.

Она смотрит на меня. Ее глаза темны. Вдруг я ловлю себя на мысли, что чернота в ее глазах переливается совсем как у мертвой семьи. Господи! Неужели мы тоже меняемся? Мы умрем? Я гоню прочь нелепые мысли.

— Я не хочу здесь больше оставаться, — говорит Дина. — Нам нужно убираться отсюда, как только сойдет вода.

— Куда?

— Куда угодно. Нужно найти людей. Если мы останемся, то сойдем с ума.

— Мы уже это обсуждали, — говорит Габриэль. — Покидать ферму опасно. Пока мы здесь, у нас есть убежище от капризов погоды.

— Плевать я хотела на опасность! Если вы никуда не пойдете, я пойду одна, — говорит она.

— Я тоже считаю, что нам лучше отсюда уйти, — говорю я. — Мы можем попытаться раздобыть топливо. Возможно, есть города или деревни, где много людей.

Габриэль молчит.

— Этого-то я и боюсь, — тихо говорит он. — Здесь мы в безопасности. Мы же уже говорили об этом. Если нам повезет, сможем что-нибудь вырастить.

Дина перебивает его: