Стефан Каста - Зеленый круг

Демон провожает меня до самого дерева. Я подхожу к вязу и машу рукой Габриэлю, сидящему на платформе. Увидев меня, он начинает спускаться.

— Все тихо?

— Ни единой мухи не пролетело, — отвечает он и спрыгивает на землю рядом со мной.

— Как ты думаешь, они вернутся?

Габриэль пожимает плечами и отвечает:

— Было бы странно, если бы не вернулись. Любой бы догадался, что в доме живут люди.

— Но, может быть, они подумали о чем-нибудь другом? — с надеждой говорю я.

Габриэль кивает и говорит:

— Наверняка в городе что-нибудь постоянно происходит. Может быть, они вообще плевать хотели на маленькую заброшенную ферму.

Я взбираюсь по веревочной лестнице на первую ветку. Дальше перелезаю с одной на другую, пока не оказываюсь на платформе. Я вижу внизу Габриэля с Демоном.

— Кто-то из нас должен отправиться в город и посмотреть, чем они там занимаются! — кричу я.

Сидя на посту, о черных я не вспоминаю. Ландшафт вокруг меня пустынен и безжизнен. Даже ветер не играет с редкими сухими стеблями сорняков, торчащих из неплодородной земли. Низкие облака почти такого же неопределенно-сероватого оттенка, что и земля, словно они отражаются друг в друге, сливаясь у горизонта в единое Ничто.

Со двора доносятся голоса. Я перегибаюсь через край платформы и вижу, как Дэвид, Дина, Габриэль, Бенджамин и Щегол тащат на плечах длинные доски. Они идут к берегу, чтобы продолжить работу на плоту. Нам нужно много жилого пространства, ведь мы возьмем с собой детей.

Когда голоса вдалеке затихают, я ложусь на спину. Чувствую, что вот-вот усну, и усилием воли стараюсь не спать. Мертвая семья — вот о чем я думаю. С ними что-то связано. Нужно это понять. Но постоянно что-то мешает… Вдруг я вижу облако пыли над прериями. Облако быстро приближается. «Это лошади, — думаю я. — К нам бежит табун лошадей». Но, приглядевшись, я вижу, что это джип Гуся.

— Yes! — вскрикиваю я. — Наконец-то в нашем сонном царстве что-то происходит!

Джип тормозит и резко останавливается, подняв пыль до небес.

— Принимай гостей! — кричу я и бросаюсь вниз с платформы.

Но Гусь не спешит покидать место водителя. Я успеваю подумать: «Вот черт! Вечно я тороплюсь!» В последнюю секунду я приземляюсь на руки и, к моему большому удивлению, ничего себе не ломаю. Я обхожу джип и элегантно облокачиваюсь на капот.

— Юдит! — в замешательстве вскрикивает Гусь и открывает дверь автомобиля.

— Ты слишком медлительный, — говорю я. — По закону жанра ты должен был меня поймать.

— Но, девочка, что ты тут делаешь?!

— Это ты меня спрашиваешь? — говорю я и смеюсь.

— Знала бы ты, как мы тебя искали, — говорит он.

Я радуюсь встрече, но немного сбита с толку.

— Что у нас со временем? — спрашиваю я.

— Без минуты двенадцать.

Я криво улыбаюсь.

— Я имею в виду эпоху, столетие.

— Не знаю.

— А день?

Он качает головой.

«И это наш учитель! — думаю я. — Какое счастье, что у нас есть календарь!»

— У меня к тебе столько вопросов, — говорю я вслух.

— Я заметил.

— Да, кстати, а где тетушка Утка?

— Анка на работе в детском саду.

— Она бы нам пригодилась. Здесь полно детей.

Вдруг к нам подходят Гун-Хелен и Бендибол. Я бросаюсь их обнимать. Гун-Хелен почти сразу замечает, что творится что-то странное.

— Что-то не так, дорогая? — спрашивает она.

— Всё, — отвечаю я. — Здесь все не так. Но давай начнем с мертвой семьи. Они очень странные.

Гун-Хелен задумчиво смотрит на меня и кивает.

— Я поняла, что ты это заметила.

— Мне бы хотелось с ними поговорить, — говорю я.

Тут вмешивается Бендибол.

— Это исключено, — поспешно говорит он. — Ничего не выйдет.

— Но это очень важно, — прошу я.

Бендибол и Гун-Хелен мотают головами.

— Это вопрос жизни и смерти!

Тут все трое поворачиваются и уходят.

— Какого черта вы нас бросаете, ведь мы здесь умрем?! — кричу я им вслед.

Меня будят голоса. Видимо, ребята возвращаются с пляжа. Спросонья я поднимаюсь, чтобы направиться им навстречу. Едва я собираюсь сделать шаг в пустоту, как понимаю, что нахожусь на платформе. Но понимаю ли? Меня словно кто-то останавливает, положив руку на плечо. Ноги подкашиваются, и я сажусь на доски. Довольно долго я просто сижу, пытаясь унять неприятное чувство в животе. Но это ощущение словно не хочет меня покидать. Оно гораздо настойчивее, чем привычная круговерть мыслей, часто донимающая меня в последнее время.

Я сижу и жду, когда ребята подойдут поближе. Они тащат корзины с мидиями. Вендела и Щегол едва выглядывают из-за своей ноши. Они исчезают в доме и вскоре выходят во двор. Щегол снимает застрявшие в волосах Венделы водоросли и вешает их себе на голову. Вендела смеется. Я смотрю на них и вижу, как сильно они похожи. Дело не только в том, что они оба худощавые и длинноногие, с внимательными, испытующими и немного печальными глазами. Манера двигаться — вот что их объединяет. Словно все их суставы синхронизированы, а руки и ноги принадлежат одному телу… Так вот в чем дело! Они близнецы! Как же я раньше не догадалась? Хотя какая разница, кто кому родня, если весь мир рухнул?

Я слезаю с дерева и чувствую, как тело медленно возвращается к жизни. Стою внизу и смотрю вверх на платформу. Что со мной было? Мысль теряется, когда я слышу за спиной голос Бенджамина:

— Все спокойно?

— Как в морге, — отвечаю я, но не чувствую уверенности, ведь, похоже, я задремала на посту.

Ко мне бежит Крошка Вторник. За ней по пятам следует Демон. Я сразу понимаю: что-то случилось.

— В чем дело? — кричу я.

— Самый маленький поросенок умер, — говорит она, давясь слезами.

— Когда это произошло? — спрашиваю я и глажу ее по щеке.

— Когда я пришла, он уже был мертвым.

Я беру девочку за руку и веду в хлев. Заглянув через перегородку, вижу, что самый мелкий поросенок лежит в сторонке, совсем окоченевший. Ни Умник, ни Дорис не обращают на него внимания. Я захожу в стойло и осторожно беру поросенка на руки. Размером он не больше крысы и легкий, как перышко.

— Такое случается, — говорю я. — Иногда детеныши умирают.

— Мы его съедим?

Я мотаю головой.

— Возможно, он был болен. Лучше похороним его во дворе, если ты хочешь.

Глаза Крошки Вторник светятся от радости.

— Он отправился на небо?

Я пожимаю плечами.

— Честно говоря, понятия не имею, куда отправляются после смерти.

Похороны поросенка превращаются в торжественную церемонию. После недолгого обсуждения мы решаем на всякий случай сначала его сжечь. Бенджамин с Габриэлем складывают костер из сухих веток, посреди костра стоит крест, к которому мы привязываем мертвого поросенка. Уже почти стемнело. Прожорливое пламя набрасывается на хворост. Когда огонь охватывает маленькое тельце, слышится шипение и по двору распространяется запах паленого мяса. Мы стоим вокруг костра и смотрим, как огонь пожирает крест. Пламя освещает дом, и я вижу наш белый флаг с зеленым кругом. Поддавшись общему настроению, я начинаю напевать красивую и грустную мелодию, которую часто пела бабушка. Вскоре в памяти всплывает кусок текста: «How many seas must a white dove sail before she sleeps in the sand? Yes, ’n’ how many times must the cannon balls fly, before they’re forever banned? The answer, my friend, is blowin’ in the wind, the answer is blowin’ in the wind» [20] «Сколько морей должна проплыть белая голубка, прежде чем заснет на песке? Сколько пушечных ядер еще пролетит, прежде чем их запретят навсегда? Ответ, мой друг, в дуновении ветра, ответ — в дуновении ветра». Боб Дилан. .