Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили

Она сказала это огорченно, желая честно признаться в своих прегрешениях; но слишком легко неверно истолковать слова другого человека, и потому Марри, как это ни странно, решили, что она находит удовлетворение в своей неуместной дерзости. Когда дверь за ней закрылась, каждый из них — кроме тети Лоры и кузена Джимми — покачал головой и застонал.

Эмили пошла наверх, испытывая глубокую горечь унижения. Она чувствовала, что совершила поступок, дающий Марри право презирать ее… вдобавок они пришли к выводу, что в ней проявились черты Старров… а она даже не узнала, какова будет ее судьба!

Она уныло взглянула на маленькую «Эмили в зеркале».

— Я не знала… не знала, что это плохо, — прошептала она, а потом с неожиданным жаром добавила: — Зато теперь знаю, и никогда, никогда больше так не поступлю.

На мгновение ей показалось, что сейчас она бросится на кровать и заплачет. Боль и позор, что жгли ее сердце, казались невыносимыми. Но тут ее взгляд упал на старую желтую амбарную книгу, лежавшую на маленьком столике. Минуту спустя Эмили уже сидела, скрестив ноги, на кровати и увлеченно писала что-то в старой книге огрызком чернильного карандаша. И пока ее пальцы быстро скользили вдоль выцветших линеек, ее щеки горели ярким румянцем, а глаза сияли. Она забыла всех Марри, хотя писала о них… она забыла свое унижение, хотя описывала то, что произошло. Целый час она писала при тусклом свете коптящей маленькой лампы, лишь изредка останавливаясь, чтобы бросить взгляд за окно в неяркую красоту туманного вечера, пока подбирала нужное слово, и, найдя его, со счастливым вздохом продолжала писать.

Услышав, что Марри поднимаются наверх, она отложила книгу в сторону. Она кончила: описано было все происшествие и сам тайный совет клики Марри, финалом же стал трогательный рассказ о ее собственной кончине в окружении всех Марри, умоляющих о прощении. Сначала она написала, что тетя Рут стояла на коленях и отчаянно рыдала, мучимая угрызениями совести. Затем она немного подержала карандаш на весу… и вычеркнула последнюю строку. Ничто и никогда не могло бы заставить тетю Рут испытывать такие душевные страдания…

Пока она писала, боль и ощущение унижения исчезли. Теперь она лишь чувствовала себя усталой, но вполне счастливой. До чего интересно было искать подходящие слова для описания дяди Уоллиса! И как необыкновенно приятно назвать тетю Рут «толстенькой коротышкой»!

— Интересно, что сказали бы мои дяди и тети, если бы знали, что я на самом деле о них думаю, — пробормотала она, ложась в постель.

Эмили, которую Марри подчеркнуто игнорировали за завтраком, вскоре после него была призвана в гостиную.

Они все присутствовали там — вся их вражеская фаланга, — и Эмили, глядя на дядю Уоллиса, сидевшего на стуле в лучах весеннего солнца, подумала, что, пожалуй, она все-таки еще не нашла точного слова для описания его исключительно мрачного вида.

Тетя Элизабет стояла, не улыбаясь, возле стола и держала в руке несколько полосок бумаги.

— Эмили, — сказала она, — вчера вечером мы так и не смогли решить, кто из нас возьмет тебя. Должна сказать, что ни один из нас не захотел сделать этого добровольно, учитывая, как плохо вела ты себя во многих отношениях…

— Ох, Элизабет… — запротестовала Лора. — Это… это же ребенок твоей сестры.

Элизабет величественным жестом подняла руку.

— Я занимаюсь этим делом, Лора. Будь любезна меня не перебивать. Как я уже сказала, Эмили, мы не смогли решить, кто из нас должен позаботиться о тебе. Так что, по предложению кузена Джимми, мы договорились, что вопрос решит жребий. На этих полосках бумаги написаны наши имена. Ты вытянешь одну из них, и тот, чье имя написано на ней, возьмет тебя в свой дом.

Тетя Элизабет протянула ей бумажные полоски. Эмили так сильно задрожала, что сначала не могла потянуть ни за одну из них. Это было ужасно: казалось, она должна вслепую решить свою судьбу.

— Тяни, — сказала тетя Элизабет.

Эмили стиснула зубы, вскинула голову с видом человека, бросающего вызов судьбе, и потянула. Тетя Элизабет взяла полоску из ее дрожащей руки и прочла свое собственное имя: «Элизабет Марри». Лора Марри неожиданно поднесла платок к глазам.

— Ну, все решено, — с облегчением сказал дядя Уоллис, вставая со стула. — А мне придется поторопиться, чтобы успеть на следующий поезд. Что касается расходов, Элизабет, то я, разумеется, внесу свою долю.

— Мы в Молодом Месяце не нищие, — сказала тетя Элизабет довольно холодно. — Раз уж взять ее выпало на мою долю, я сделаю все, что необходимо. Я никогда не уклоняюсь от выполнения своих обязанностей.

«Я для нее только обязанность , — подумала Эмили. — Папа говорил, что обязанности никому не нравятся. Так что я никогда не понравлюсь тете Элизабет».

— У тебя, Элизабет, больше фамильной гордости Марри, чем у всех нас остальных, вместе взятых, — засмеялся дядя Уоллис.

Они все вышли вслед за ним — все, кроме тети Лоры. Она задержалась и, подойдя к Эмили, одиноко стоявшей в центре комнаты, нежно привлекла ее к себе.

— Я так рада, Эмили… так рада, — прошептала она. — Не тревожься, дорогая. Я уже полюбила тебя… а Молодой Месяц — чудесное место.

— У него… красивое название, — сказала Эмили, пытаясь возвратить себе самообладание. — Я… очень надеялась… что смогу уехать с вами, тетя Лора. Я думаю, что сейчас заплачу… но это не потому, что я не хочу ехать в Молодой Месяц. И я не так плохо воспитана, как вы могли подумать… я не стала бы подслушивать вчера вечером, если бы знала, что это нехорошо.

— Конечно, не стала бы, — согласилась тетя Лора.

— Но, понимаете, я не Марри.

И тогда тетя Лора сказала нечто странное — очень странное для того, кто сам был одним из гордых Марри. Она сказала:

— И слава Богу!

Кузен Джимми вышел из комнаты следом за Эмили и нагнал ее в маленькой передней. Осторожно оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что они одни, он шепнул ей:

— У твоей тети Лоры, киска, отлично получается пирог с яблочной начинкой.

Эмили подумала, что яблочная начинка звучит хорошо, хотя никогда ничего подобного не пробовала. Также шепотом она задала вопрос, который никогда не осмелилась бы задать тете Элизабет… и даже тете Лоре.

— Кузен Джимми, а в те дни, когда в Молодом Месяце пекут пирог, они будут разрешать мне выскрести миску с остатками изюма и съесть то, что я выскребу?

— Лора — да… Элизабет — нет, — шепнул кузен Джимми серьезно.

— А погреть ноги в печке, если они замерзнут? И съесть печенинку, перед тем как пойти спать?

— Ответ тот же, — сказал кузен Джимми. — Я почитаю тебе мои стихи. Я читаю их очень немногим. Я сочинил тысячи стихов. Они нигде не записаны — я ношу их здесь. — Кузен Джимми постучал себя по лбу.