Виктор Голявкин - Повести и рассказы

— Ну разные опыты делать.

— А я художником буду. Я портрет Пушкина нарисовал. Цветными карандашами. Я, правда, не Пушкина рисовал, а просто так, кто получится. А у меня получился Пушкин. Мама спросила: «Это Пушкин?» Я удивился и говорю: «Ага, Пушкин». Потом к нам гости пришли. И всем очень понравилось. Говорят, настоящий Пушкин. Точь–в-точь получился. Я теперь буду всегда рисовать. Раз у меня талант есть.

— А ты себя можешь нарисовать?

— Себя я не пробовал рисовать. Но, наверно, смогу. Раз Пушкина смог, то себя нарисую. Пушкина ведь рисовать труднее. Я себя каждый день в зеркало вижу.

— И меня сможешь нарисовать?

— И тебя смогу. Тебя–то я и без зеркала вижу.

Долго мы так с ним беседовали. Вдруг видим: идёт по двору Шуркин папа; он капитан теплохода. Папа Шурика плавал в разные страны.

Он побывал везде на свете. Он даже в Африке был. Где река Лимпопо.

Мы долго глядели вслед капитану.

Потом Вовка сказал:

— Пожалуй, я капитаном буду.

Я подумал и говорю:

— И я, пожалуй, капитаном буду.

Вовка мне постучал в окно. Значит, дело есть.

Я надел шапку и вышел. У Вовки в классе — урок труда. Они там стругают палочки. По этим палочкам в первом классе считают.

А в старших классах лопаты делают, чтобы снег разгребать. И Вовка хотел лопату сделать. А учитель Пётр Ильич сказал: «Не сумеешь, малыш». — «Я не малыш», — ответил Вовка. «А кто же ты?» — спросил Пётр Ильич. «Я октябрёнок». Пётр Ильич сказал: «Неужели?» Вовка тогда показал ему звёздочку. Пётр Ильич удивился и говорит: «Ну, тогда ты всё можешь!»

Так вот Вовка решил лопату сделать, а меня взять в помощники.

Я немедленно согласился.

Палку мы с Вовкой сразу достали. Пошли фанеру искать. Ко всем соседям ходили. У всех фанеру спрашивали. Любопытные все. Спрашивают, для чего нам фанера. А потом говорят: «У нас нет фанеры, а то с удовольствием дали бы».

Дядя Миша нам вынес заржавленный примус. Он думал^ нужен металлолом.

— Давай примус возьмём, — сказал я.

Вовка сказал:

— Нам примус тоже нужен. Но сейчас нам очень фанера нужна. А за примусом мы в другой раз зайдём.

Тётя Поля чуть–чуть приоткрыла дверь и закричала:

— Фанеры нет! Лома нет! Макулатуры тоже нет!

Фанеры не было ни у кого.

К вечеру мы на чердак забрались. Там кусок фанеры нашли, как раз для лопаты.

Вовка от радости стал плясать и петь песню:

Потом он кончил петь и сказал:

— Эх! Будет лопата! Мы ведь вдвоём её будем делать. Она у нас выйдет вдвое лучше!

Начали мы мастерить лопату. Лопата, конечно, — простая вещь. Но сделать её оказалось трудно.

Стали мы гвозди в фанеру вбивать. Один гвоздь вбили — мало. Фанера на палке крутится. Второй гвоздь стали вбивать — фанера треснула.

— Пропало всё, — сказал я.

А Вовка сказал:

— Я придумал. Давай вытащим гвозди. Перевернём фанеру и снова прибьём.

Мы так и сделали. Я дышать перестал, когда гвозди вбивали. Я всегда не дышу, когда какое–нибудь ответственное дело делаю. Мне казалось: а вдруг опять лопнет. Но все хорошо обошлось. Только я себе палец ушиб. И Вовка — два пальца.

Огромная получилась лопата. Выше меня и Вовки.

— Мы её будем вдвоём нести, — говорит Вовка. — Я впереди, ты сзади.

— Нет, уж лучше ты сзади иди, — говорю.

— Не хочу я сзади, — говорит Вовка.

— Что ж, по–твоему, я должен сзади плестись?

— А я должен сзади плестись?

Я подумал и так решил: по–моему, всё равно, впереди идти или сзади. По–моему, это одно и то же.

— Пожалуйста, — говорю, — шагай себе впереди. Мне не жалко.

— А мне, думаешь, жалко? — говорит Вовка. — Пожалуйста, где хочешь шагай. Мне всё равно.

— Напрасно мы из–за этого спорим, — говорю. — Из–за этого спорить совсем не стоит. Тем более, что мы можем оба идти впереди.

— Тогда мы всю дорогу закроем, — говорит Вовка.

— Люди поймут нас, — говорю.

Понесли мы лопату с песней.

Один прохожий сказал:

— Ого! Это лопата! В жизни не видел таких лопат! Ему очень понравилась наша лопата. Иначе он не сказал

бы так.

Принесли мы лопату в школу.

Весь Вовкин класс сбежался. Шумят. Кричат. Не поймёшь, нравится им она или нет. Потом Пётр Ильич подошёл. Осмотрел нашу лопату и, улыбнувшись, сказал:

— Вот так маленькие! Вы, ребята, совсем большие.

— А как же, — сказали мы, — конечно.

Я давно по–октябрятски живу. Не всегда получается, но я стараюсь. Ничего, что я не октябрёнок. Скоро я в школу пойду. Там меня в октябрята примут. Я все правила октябрятские знаю.

Иногда я помогаю маме, но не всегда. Она меня часто гонит, чтоб я не мешал. Как будто бы я специально мешаю. Попробуй тут помогай старшим!

За собой я всегда убираю. Сам одеваюсь, песни пою — живу очень весело.

Но это всё не большие дела. Это маленькие дела. А мне хотелось большого дела. Что–нибудь очень большое сделать. И Вовке тоже хотелось. Только мы не знали, что сделать.

Первый я придумал.

— Давай, — говорю, — во дворе каток сделаем. Все будут кататься и нас вспоминать.

Вовке эта идея понравилась.

Мы снег расчистили и дрова убрали. Потом ещё подошли ребята. Стали нам помогать. Работа вовсю закипела. Потом Шурик вдруг появился. Он посмотрел, как мы трудимся, и говорит:

— Вот, вот, прекрасно! Давайте, давайте! У меня как раз коньки новые. — Стоит и смотрит на нас.

Мы ему ничего не ответили. Мы думали, он помогать нам пришёл. А он:

— Левей, левей! Вон там ещё не расчистили. Эй, Вовка, как держишь лопату? Не так надо держать! А ты что зазевался? Рот разинул? А ну смелей!

Но тут все на него закричали: «Бессовестный, — говорят, — не хочет помочь в общем деле. Малыши трудятся, а он стоит, смотрит!»

Его чуть не побили. У нас во дворе есть ребята сильные. Они бы ему задали трёпку. А то командир нашёлся. «Левей, — говорит, — давайте». Нам таких командиров не надо. Нам помочь надо, а не командовать.

Больше всех нам помог дядя Гриша, наш дворник. Без него мы бы долго ещё трудились. Когда мы всю площадку очистили, оставалось её водой полить, дядя Гриша принёс длинный шланг, привинтил шланг к трубе, открыл кран и полил водой нашу площадку. Дядя Гриша нас здорово выручил. А то бы нам пришлось вёдрами воду таскать. Хороший каток получился.