Патрисия Сент-Джон - Трое отправляются на поиски

Пришло время ложиться спать. Мюррей и Давид сидели на большой кровати в ночных пижамах, а отец, как всегда, перед сном читал им. Но сегодняшний вечер казался особенным: это был их последний совместный вечер. Завтра Мюррею предстояло одному сесть в самолет и отправиться в школу-интернат, в Англию, где его ждала бабушка. Давид не знал, радуется ли брат своей предстоящей самостоятельности или нет.

Конечно, накануне отъезда Мюррей храбрился и задавался, а когда ему привезли новую школьную форму, Давид чуть не заплакал от зависти. Но сейчас, поджав под себя ноги и вытянувшись, Мюррей сидел на кровати и молчал. Его худенькое личико раскраснелось, коротко стриженные волосы торчали в разные стороны острыми пучками после недавно принятой ванны. Он плотно сжал руки и грустно смотрел на отца. По всему было видно, что Мюррей прощается с ними.

— Я даю тебе пять минут, чтобы ты выучил этот стих наизусть, — сказал отец, протягивая старшему сыну Библию. — Я хочу, чтобы ты помнил его все время, пока будешь в школе.

Давид тоже хотел получить свою долю внимания, поэтому просунул голову под локоть брата, как шаловливый котенок, и тоже стал учить стих. Фразы были длинные и непонятные, но отец объяснял мальчикам, что они означают. Предстояло выучить 15-й стих из 2-й главы Послания к филиппийцам. «Чтобы вам быть неукоризненными и чистыми, чадами Божиими непорочными среди строптивого и развращенного рода, в котором вы сияете, как светила в мире».

Прошло пять минут, в течение которых мальчики не проронили ни звука. Читая, Мюррей беззвучно шевелил губами, а Давид пыхтел и ерзал. Ему хотелось поскорее закончить и приступить к прощальному ужину. Мама и Джоана давно ждали их; он слышал, как они шептались в соседней комнате. Наконец Мюррей вернул книгу отцу и без запинки повторил стих наизусть — ведь ему было уже десять лет! Давид, как мог, старался поспеть за братом, но ему было только восемь. Девять ему исполнится лишь через пару месяцев…

И вот они уже готовы присоединиться к маме и Джоане, поджидавшим их в гостиной. Все уселись на ковре вокруг низенького столика. Ужин оказался великолепным: соленые орешки, печенье, апельсиновая газировка и хрустящие картофельные палочки — все самые любимые кушанья Мюррея! Помня, что сына не будет с ними на Рождество, родители поставили посередине столика зажженную свечу, погасили свет и четверть часа наслаждались тишиной и покоем, сидя при тихом мерцающем свете. Дети были счастливы как никогда, никому из них не приходило в голову, что папа с мамой, хотя и выглядели довольными, думали с тревогой: «Сегодня последний раз мы вот так дружно сидим все вместе в теплом семейном кругу. Когда в следующий раз с нами будет Мюррей, он уже много будет знать о мире за пределами этой комнаты и его соблазнах… Возможно, он будет чувствовать себя настолько взрослым, что уже не захочет наслаждаться таким скромным семейным праздником…»

Кудрявая головка Джоаны все ниже клонилась ей на грудь, а свеча почти догорела. Всем стало ясно, что праздничный ужин подошел к концу. Дети вымыли липкие от сладостей руки, почистили зубы и отправились в постели. Мама склонилась над Мюрреем, тихо разговаривая с ним, пока Давид, которого она торопливо поцеловала на ночь, подоткнув одеяло, лежал и думал о том, будет ли он сам радоваться или печалиться, когда на следующий год настанет его черед отправляться в школу.

Утром все суетились, боясь не успеть на рейс к половине девятого, ведь предстоял еще длинный путь от города до аэропорта. Отцу пришлось раньше всех попрощаться с Мюрреем — еще во время завтрака: ему, врачу, надо было спешить на работу в больницу. Мама вела машину, а Давид, Джоана и Мюррей, обнявшись, сидели с ней рядом: никто из них в это утро не пожелал ехать на заднем сидении — они хотели чувствовать друг друга как можно ближе. Их щенок по кличке Ералаш выражал готовность поехать с ними, но дети решили, что собака не знает, как вести себя в аэропорту, и потому оставили его дома.

На бетонной площадке аэродрома было очень жарко. Самолет — серебристое чудо с голубыми пропеллерами — в полной готовности ждал своих пассажиров. В любой другой день дети испытывали бы приятное волнение, но сегодня время летело слишком быстро…

Самое ужасное, думал Давид, что Мюррей как будто потерялся в своей новой форме, стал меньше, съежился. В своей обычной одежде, шортах и футболке цвета хаки, он казался крупным, сильным мальчиком с прекрасно развитой мускулатурой. Но сейчас, в новых серых брюках и красно-черном спортивном пальто, купленных специально на вырост, и школьной фуражке, сползавшей ему на глаза, он был похож на нелепую куклу. Давиду даже стало жаль брата. «Интересно, а на кого буду похож я через год?» — с некоторым трепетом подумал он.

Голос из громкоговорителя пригласил пассажиров на посадку. Мюррей, немного бледный, обхватил руками шею матери и приник к ней на одно мгновение. Потом он поцеловал курчавую макушку Джоаны, пожал руку Давиду и пошел прочь, неся в руках чемодан и паспорт и стараясь поспеть за остальными пассажирами. Полы его нового пальто волочились за ним по дорожке. Слезы бежали из глаз мальчика, но он не мог утереть их, потому что руки его были заняты. Удаляясь, Мюррей становился все меньше и меньше, пока совсем не скрылся в чреве серебристой птицы вместе с остальными пассажирами. Ребята разглядели стюардессу, которая ласково заговорила с Мюрреем, а несколькими секундами позже он сам выглянул в один из иллюминаторов самолета и помахал им рукой. Мюррею повезло: ему очень хотелось сидеть у иллюминатора, да к тому же теперь у него в руках оказался платок. Вероятно, ему стало легче. Вскоре пропеллеры начали вращаться, и огромная машина величаво покатилась по взлетной полосе, развернулась, замерла на мгновение, а потом промчалась мимо с оглушительным ревом, оторвалась от земли и растворилась в голубом небе. Давид надеялся, что Мюррей уже не плачет. Наверняка он видит любопытные вещи из своего окошка и, должно быть, на время забыл обо всех них.

Но им, оставшимся на горячем бетоне, стало вдруг одиноко и пусто. Глаза мамы блестели от слез, а у Давида что-то сжалось в груди. Только толстушка Джоана, которая, казалось, никогда не унывала, забавляясь, прыгала на больших весах, на которых пассажиры взвешивают свой багаж. Все вернулись к машине в полном молчании и поехали домой мимо высохших от зноя полей, на которых не было видно ни единого клочка зелени — ничего, кроме растрескавшихся комьев земли. Давид говорил себе: «Подумаешь, реактивный самолет! Да пусть это будет хоть космический корабль! Я не хочу уезжать один, как Мюррей, и целый год потом не видеть маму. Эх! Почему мы должны жить в чужой стране? Почему мы не можем вернуться домой, в Англию, и встретить Рождество вместе с Мюрреем?»