Юрий Качаев - Таёжка

— Ёрш давайте!.. — что есть мочи заорал Петька, захлёбываясь солёной, как огуречный рассол, водой.

Наверху, видно, ждали его сигнала, потому что через секунду Петька увидел над головой бечёвку-маятник, а на ней молоток и костыль. Раз десять груз пролетал мимо. Петька уже отчаялся, когда наконец удалось поймать его.

— Подтяни-и! — крикнул Петька.

И верёвка тут же больно врезалась в тело, приподняв его из воды.

«Только б голову не разбить, только б голову!..» — вертелась у Петьки одна и та же мысль, а руки машинально нащупывали в доске отверстие для ерша.

Есть! Теперь остаётся вогнать костыль… Как всё это просто сделать наверху, где волны не колотят тебя о борт, будто дохлую рыбину, где послушны руки и ноги, где рот не заливает ледяной водой!

Когда отхлынула очередная волна, Петька с остервенением стал бить по костылю. Он даже не чувствовал боли в размозжённых пальцах: молоток то и дело попадал по руке.

Удар! Ещё удар! Последний… последний!!!

— Всё! — сквозь прокушенные губы выдохнул Петька и потерял сознание…

Очнулся он в кубрике оттого, что чьи-то жёсткие руки стали растирать его тело. Петька застонал, открыл глаза и встретился взглядом с Афанасьичем.

— Жив? — не то спросил, не то сказал Афанасьич. — Выпусти молоток, Петра, никак руку-то не могли разжать. Да на-ка вот, выпей…

Капитан подал Петьке кружку со спиртом. Петька выпил, задохнулся, затряс головой. Где-то рядом с сердцем повернулся и стал таять острый кусок льда.

— Ух ты-ы! — шёпотом сказал Петька и неожиданно заплакал, неумело, сдавленно, дёргаясь и вздрагивая всем телом.

Афанасьич заскорузлой ладонью гладил его по лопаткам, кивал бородой и говорил серьёзно:

— Ишь, простуда-то слезами пошла. Это хорошо, это не беда… До свадьбы забудется. А свадьбу мы тебе настоящую сделаем. Потому что ты сам человек стоящий…

Говорил и глядел в иллюминатор, где изредка проносились маленькие стремительные чайки — по-северному зуйки…

Зи́мник — зимняя дорога по реке.

Дер Хазэ — заяц; ди Хозе — брюки (нем.) .