Юрий Качаев - Таёжка

В гневе военачальник приказал развеять останки Охотника. И когда монголы принялись ворошить пепелище, из него вдруг взлетело раскалённое сердце Охотника. На глазах изумлённых монголов оно поднималось всё выше и выше, пока не превратилось в яркую голубую звезду — Сердце Артая…

— Красивая сказка, только очень грустная, — сказала Таёжка и задумалась. — Я почему-то вспомнила о Данко. Ты мне читал, помнишь? И ещё о Сусанине. Отчего это? Ведь старый Караган ничего не слыхал о них, правда?

— Правда, — не сразу отозвался Василий Петрович. — Я рассказал Карагану легенду о Данко.

— И что же он?

— Он сказал мне: «Артай и Данко похожи, как братья. Потому что они родственной, солнечной крови. А солнце для всех одно».

Заявившись домой, Мишка прикинулся больным. В коровнике он предварительно накурился самосаду и поэтому кашлял очень натурально. Комедия разыгрывалась для отца, которого Мишка побаивался.

Отец работал в леспромхозе и вот-вот должен был нагрянуть домой из дальнего рейса.

Таёжка довела Мишку до дома, рассказала матери, какой он больной, несчастный, и уехала в Озёрск.

Мишка затосковал. От нечего делать он взялся за историю, по которой его собирались спросить со дня на день. На этот счёт у Мишки был особый нюх, поэтому все предметы он учил по очереди.

Материал попался интересный: поход крестоносцев и Чингисхан. Читая про битву у реки Калка, Мишка сокрушённо думал о поражении русского войска.

«Тоже мне несметное полчище… Жалких сто тысяч. Мне бы тогда три «максима», я бы этим завоевателям показал…»

Он представил себе, как лежит за пулемётом и на него с диким визгом мчится татарская конница… Всё страшнее и ближе гудит земля под копытами косматых степных коней, всё громче завывание всадников, всё ослепительнее сабельный ливень, — и вдруг в сумятицу звуков врывается захлебистый лай Мишкиного пулемёта. Летят через голову наездники и кони, и через минуту вся лава в панике поворачивает назад. А вслед за нею полукольцом несётся русская конница, и мечи её победно сверкают на солнце!..

…Вернувшись в школу, истории Мишка не боялся. Но чутьё на этот раз его подвело. Был урок геометрии. Мишка сидел спокойный и умиротворённый, потому что вызывали его совсем недавно. И, когда Сим Саныч спросил, кто может рассказать о признаках равенства прямоугольных треугольников, Мишка вместе со всеми машинально поднял руку. Он смотрел на учителя беззаботным и честным взглядом первого ученика.

— Ну что ж, — сказал вдруг Сим Саныч, — иди, Терёхин.

Мишка поспешно спрятал руку, но было уже поздно.

— Горю, как швед, — успел он шепнуть Таёжке.

Она поняла и тут же принялась строчить шпаргалку. Сим Саныч занялся устным опросом. Чтобы выиграть время, Мишка решил применить испытанное средство, которое постоянно носил в бездонных карманах своих штанов: он намазал мел вазелином.

— Не пишет, — выждав, сообщил Мишка и для убедительности поскрёб мелом доску.

— Можно, я сбегаю за другим? — предложила Таёжка, скатывая в руке бумагу.

Сим Саныч кивнул и продолжал опрос. Проходя к двери, Таёжка незаметно сунула Мишке спасительную шпаргалку.

Когда она вернулась с мелом, Сим Саныч сказал:

— Терёхин, положи шпаргалку на стол.

Мишка опешил, ведь Сим Саныч стоял к нему спиной и ничего не мог видеть.

— Пожалуйста, — обиделся Мишка. — Я и без неё сумею.

— Посмотрим, — засмеялся Сим Саныч. — Сколько признаков равенства?

— Четыре.

— Так. Перечисли.

Терять Мишке было нечего, и он ответил:

— Первый, второй, третий и четвёртый.

— Угу, — сказал Сим Саныч. — Давай дневник. И Забелина тоже. А потом потолкуем.

Через минуту в дневниках Мишки и Таёжки появились красивые единицы.

После уроков Сим Саныч позвал Мишку в учительскую. Вслед за ними поплелась и Таёжка. В учительской никого не было.

— Вот что, Терёхин, — начал Сим Саныч. — Запомни: шутки бывают уместные и неуместные. Неуместные шутки смахивают на хулиганство.

— Ну какой же он хулиган? — вступилась за товарища Таёжка.

— Да? — спросил Сим Саныч. — А рисунок, а снегирь, а очки? Забыли?

Нет, они ничего не забыли, в том числе и случай с очками. Месяц назад был медицинский осмотр, и доктор прописал двум девчонкам носить очки. Через три дня весь 6-й «В» явился на урок ботаники в очках. Кому не удалось найти обычные, тот купил себе в аптеке противосолнечные. А Курочка-Ряба раздобыл даже пенсне с одним стеклом и примотал его за ухо куском шпагата.

Весь класс, за исключением двух человек, сидел как в тумане, и урок, конечно, был сорван.

— Анатолий Сергеич хотел тогда увольняться, — продолжал Сим Саныч. — А уволить надо было Терёхина. Никто не просит тебя быть ангелом, но я тебе вот что скажу: не сбивай ребят с панталыку. Иначе…

Классный руководитель посмотрел на Мишку в упор. И Мишке стало не по себе под этим колючим, холодным взглядом.

Сим Саныч и раньше отчитывал Мишку. Но тогда всё было по-другому. Тогда в глазах учителя, где-то в их глубине, таилась добрая и чуть насмешливая улыбка. Сейчас улыбки не было, и серые глаза учителя потемнели от гнева.

— Можешь идти, Терёхин.

Мишка потоптался на месте, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел, опустив голову.

Таёжка догнала его в коридоре:

— Миш!

— Отстань!

— Но при чём тут я?

— Уйди, говорю!

Таёжка остановилась и беспомощно посмотрела Мишке вслед.

Не зная, куда себя девать, Мишка долго бродил по улицам городка. На сердце у него было погано. То и дело вспоминался неприязненный тон, каким говорил с ним классный руководитель. Если бы Сим Саныч знал, как к нему относится Мишка, то никогда не стал бы смотреть на него такими злыми глазами.

Да и что особенного случилось? Ну, не выучил геометрию, эка важность! И почему он, Мишка, сбивает ребят с панталыку? Что они, бараны? Своего ума нет?

Потом Мишка вспомнил о Таёжке и пожалел, что обошёлся с нею так грубо. Действительно, она-то при чём?

По дороге в интернат Мишка столкнулся с Сим Санычем. Сим Саныч прошёл мимо и даже не взглянул на Мишку.

Ночью двенадцатого мая Озёрск был разбужен оглушительным треском: проснулась река. Минуту спустя раздался мерный, неудержимо нарастающий рёв, будто у реки затрубило тысячеголовое стадо сохатых. Это накатывался с верховьев вал полой воды.

Над городком забился серый волокнистый туман. Ближе к реке он густел, сбиваясь в подвижные языки; последний гнилой снежок обмяк и расползался по берегу тусклыми лужицами.

Утром весь Озёрск от мала до велика высыпал к реке. Вода расшатывала непомерную толщу льдин, ставила их на дыбы и с маху швыряла друг на друга. Льдины стонали, рассыпались колючими иглами, в которых всеми цветами радуги играло блёклое солнце. Солнце ещё только входило в силу, разгоняя тёмно-сизые, с белым оперением тучи. Они сваливались за рекой в тёмные лесистые пади.