Израиль Меттер - Товарищи

Дело было не только в возрасте того пли иного рабочего; иногда парень выглядел совсем взрослым, но Митя мгновенно находил в его внешнем виде какую-нибудь мелочь: то бляшку на ремне, то форменную пуговицу на пиджачке, которая безошибочно указывала на недавнее прошлое фрезеровщика. Таких ребят было много. Митя повеселел.

В слесарном цехе мастер подошел к одному из рабочих и взял с верстака кальку.

— Чертежи читаете?

— Читаем, — ответил Митя.

— Давайте. Сначала ты.

Митя нашел вид сверху и вид сбоку. Разобрал и назвал размеры. Сказал, какой здесь возможен допуск.

— Инструменты? — спросил мастер. — Что тебе потребуется для обработки этой детали?

— Пила драчовая. Пила шлифная. Купорос для разметки. Керн. Чертилка. Наждак.

— Точнее. Это, сват, не училище: тут самому надо из кладовой всё заказывать и по двадцать раз туда людей не гонять.

— Шлифная пила круглая… — добавил Митя.

— А отверстие пальцем будешь сверлить?

— Сверло надо… Плашки. Метчики.

Мастер взял другой чертеж, показал Сереже и опять подробно расспросил, с какой операции надо начинать работу, какие размеры, инструменты. Потом вынул из шкафчика поковку неправильной формы и велел найти центр.

Если ученики отвечали не совсем точно или слишком затягивали ответ, лицо мастера принимало мучительное выражение, словно ему сверлили зуб.

Очевидно, он под конец остался доволен ребятами, но ничего положительного не сказал им: пока они не работали на его заводе, он не считал нужным расхваливать их.

Он только как бы мимоходом спросил:

— Из общежития?

— Да.

Опять лицо его скривилось, как от зубного сверла, и он сказал Мите ноющим голосом:

— Ну что ты, сват, честное слово, неужели во всей Москве родичей нет?

— Тетка есть.

— Родная? — обрадовался мастер. — На крайний случай можешь у нее временно устроиться?

Митя ответил, что вряд ли это может получиться: тетка уехала на Дальний Восток.

— Ну, что с вами делать, ребята? — сокрушался мастер. — Ладно, через год еще корпус построим.

Он говорил так, словно вопрос о поступлении на его завод этих слесарей, которые еще и не были настоящими слесарями, уже давно решен и остаются только мелочи оформления.

— Значит, придете с четвертым разрядом. Через полгода-год сдадите на пятый, а там рукой подать до шестого. В вечернюю школу ходите?

— Нет, в этом году опоздали.

— Ну, что вы, честное слово, ребята! Вы же мне всю картину портите.

Митя сказал, что с этой осени они собираются непременно пойти в вечернюю школу. Поахав по поводу потерянного года жизни, мастер проводил их до проходной, где сказал вахтеру:

— Мои ребята. Постоянный пропуск через год оформим.

Жадность сменного мастера к молодым рабочим была ненасытна. Стоило ему увидеть, что парнишка старательно и умело справляется с делом или же толково разбирается в работе, еще не умея как следует ее производить, уж в голове Егора Ивановича начинали роиться планы, как бы закрепить этого парнишку за своим заводом.

Задолго до окончания практики (на инструментальном заводе проходили практическое обучение многие ремесленники) Егор Иванович начинал обивать пороги в кабинетах начальства.

Прежде всего он упорно и настойчиво одолевал начальника цеха. Он сначала только издали указывал на ремесленника, хлопотавшего около тисков или за фрезерным станком.

— Видали парня? — спрашивал он.

— А не увлекаетесь, Егор Иванович? — Начальник цеха уже знал, куда клонит сменный мастер.

— Кто? Я? Да что он мне — сват или брат! Я вам дело говорю, Илья Александрович. У парня абсолютно золотые руки. Я ему вчера дал фасонную деталь и нарочно не рассказал, как ее крепить. Сказал: придумай сам приспособления. Прихожу — работает. Закрепил согласно технологического процесса, базу правильно выбрал, и, знаете, на каких оборотах работает? Тысяча триста.

— Пятьсот прибавил? — улыбнулся начальник цеха.

— Честное слово, тысяча. Вот вы хоть у их мастера производственного обучения спросите. Парнишка не курит, школу посещает, аккуратный… Разве можно, Илья Александрович, такое золото из рук выпускать?

Егор Иванович «долбил» и «долбил» начальнику цеха до тех пор, пока тот не соглашался пойти к директору завода. К этому времени обычно оказывалось, что уже не один ученик — «золотые руки», а пятеро или шестеро.

Директора убеждали вдвоем, хором и вразбивку. Собственно, убеждать особенно не приходилось, был только один подводный камень, который следовало обойти: общежитие.

— Ну, хорошо, — говорил директор. — Вы меня не агитируйте. Скажите только, Егор Иванович: они у вас общежитейские или городские?

Вот тут-то мастер и начинал вертеться, словно в стуле вдруг оказывался гвоздь.

— С такими орлами я вам берусь горы своротить. Это ж через полгода верные скоростники.

— Я про общежитие спрашиваю: есть у них где жить или нет?

— Да я в точности не интересовался, — уклонялся он всеми силами от прямого ответа. — Но производят такое впечатление, что семья у них имеется.

— Где семья? Здесь, в Москве?

— Степан Игнатьевич, у нас же к лету новый корпус общежития будет готов, — вступал в разговор начальник цеха.

— Корпус еще строится, а мы его давно не только перенаселили, а даже кое-кто уже обменивается площадью.

И в этот момент, когда казалось, что всё потеряно из-за отсутствия жилья, Егор Иванович применял последнее средство.

— Я думаю так, Степан Игнатьевич: раз мы этого дела поднять не можем, давайте смотреть государственно: есть шесть хороших кадровых рабочих, надо их хотя бы не потерять из системы нашего главка. Я поговорю со своим дружком, мастером соседнего инструментального завода, напишем ребятам отличную характеристику; пусть хоть тот завод даст заявку на этих ребят. А вы, конечно со своей стороны напомните директору, он вам только спасибо скажет.

— А что, верно хорошие ребята? — с неожиданной жадностью спрашивает директор.

— Поискать таких, — говорил начальник цеха.

— Золотые руки! — восклицал сменный мастер.

И он в ярких красках рисовал радужные перспективы соседнего завода в связи с оформлением на работу шести молодых фрезеровщиков и слесарей.

Директор слушал, слушал, слушал, а потом срочно вызывал машину и ехал в управление трудовых резервов, чтобы загодя закрепить учеников за своим тавотом. По дороге он ловил себя на том, что уже боится, не опоздал ли он, не распределены ли такие ценные рабочие в другие руки.

Какой-нибудь парнишка второго года обучения еще только проходил практику на заводе он и стоял-то около станка на возвышении, иначе ему было не дотянуться до фрезы, — а уж в это время в директорских кабинетах склонялась его фамилия, уже спорили из-за него, рассчитывали на него, прикидывали, в каком цехе он будет работать, в какой комнате общежития будет жить.