Сергей Александрович - Плыви, кораблик!

– Мебель – это дерево, – уверенно сказал он. – Ты видел, какая она сейчас бывает. С финтифлюшками, завитушками, резьбой разной. Там такие мастера работают. Они тебе фрегат починят запросто!

Кореньков в глубине души сомневался, что Борька в своей жизни побывал хоть в одной мебельной мастерской, но так хотелось ему поверить…

– Ну хорошо, а туризм здесь при чём?

– Как то есть при чём?! – возмутился Авдеев. – Туризм ведь разный бывает. Есть пеший, а есть водный. А по воде на чём плавают?

– На чём? – Кореньков всё ещё не понимал, к чему клонит его друг.

– «На чём, на чём»! На яхтах, вот на чём! А яхта – это, между прочим, тоже парусник. А как ты думаешь, какой парусник починить легче – настоящий или игрушечный?!

Итак, список мастерских был утверждён, адреса выписаны из телефонного справочника. Дело оставалось за малым – когда туда идти.

– Как это когда? – удивился Борька. – С утра, естественно. Ты же в школу не ходишь.

– Не хожу, – вздохнул Кореньков, – только мама мне по пять раз на дню звонит, спрашивает, как я себя чувствую. Если я трубку не сниму, она ведь тут же примчится.

– Да, дела…

Друзья задумались.

– Слушай, – осенило Авдеева, – а ты сними трубку. Она позвонит, а у тебя занято. Можешь же ты, в конце концов, по телефону поговорить.

– С кем? – резонно поинтересовался Кореньков. – Вы же все в школе.

– Значит, когда уроки кончатся.

Порешили на том, что завтра Борька после школы зайдёт, и они вместе отправятся в поход по мастерским.

Весь следующий день Кореньков пребывал в приподнятом настроении. Сомнения насчёт того, что фрегат возьмутся чинить в мастерской, уже накануне вечером притупились, а к утру рассеялись вовсе. Всё будет в порядке! Жизнь продолжается!

И если бы ему сейчас кто-нибудь напомнил, что только совсем недавно он, Кореньков, хотел умереть, он бы очень удивился.

Это было в тот самый день, в тот самый час, когда он с растерзанным фрегатом пришёл домой и, получив взбучку от мамы, заперся в ванной. Шумела пущенная им вода, лежала мокрая одежда, которую он, вопреки приказанию мамы, не развесил, а бросил грудой на белые плитки пола. А он сидел и думал о том, как хорошо было бы вдруг взять и умереть. Он не пытался представить себе, каким образом он умрёт. Это не имело значения. Честно говоря, его привлекала не сама смерть, а то, что будет после неё, и, конечно, вовсе не в загробном мире, а здесь, где он прожил свои десять лет. И вот эту, если так можно выразиться, собственную жизнь после собственной смерти он представлял себе во всех подробностях. И она была утешительно прекрасна, потому что в ней его, Коренькова, очень любили и жалели. И мама не ругала его, а плакала о нём. Если бы случилось так, что в обычной, а не в той воображаемой им жизни, которая будет после его смерти, мама бы почему-либо заплакала, Кореньков очень бы всполошился и испугался. Но воображаемые слёзы вовсе не беспокоили его, не заставляли жалеть маму, а, напротив, радовали. Мама нисколько не была виновата в том, что он без спросу унёс фрегат, стоявший на этажерке, что потом на фрегат напал этот верзила, что Борька Авдеев струсил и в трудный час оставил Коренькова один на один с похитителем, но теперь все обиды обрушились на маму. Может быть, потому, что он столько и так мужественно держался, а теперь уже не хватило сил, и ему очень нужно было, чтобы кто-нибудь пожалел и утешил его. И лучше всего это могла бы сделать мама. Могла бы, но не сделала. И Кореньков сидел на ящике с бельём и жалел сам себя. Из-за журчания набегавшей в ванну воды он не сразу расслышал голос мамы.

– Ну, скоро ты? Я пельменей налепила, уже сварились. Иди, пока горячие!

Мамины пельмени Кореньков очень любил. А сейчас и вовсе, услышав про пельмени, ощутил, что здорово проголодался. Он мгновенно позабыл о собственной смерти, выключил всё ещё бившую в ванну струю, кое-как развесил мокрую одежду и пошёл есть пельмени.

Кореньков сидел за столом и ел, а мама смотрела, как он ест, обжигаясь и быстро глотая, смотрела на его замурзанное, неумытое лицо, на грязные руки и с тревогой думала о том, как трудно одной без отца воспитывать мальчишку.

Вот хоть сейчас: явился весь в грязи, ободранный, явно после драки, и хоть бы что! Даже не потрудился умыться как следует, хотя проторчал в ванной столько времени. Уже теперь он такой упрямый, всё норовит сделать по-своему, а что же будет дальше? Разве мало она старается? Разве недостаточно заботится о нём? Да вся её жизнь отдана ему. Сын всегда одет, обут, накормлен. В доме порядок. У него есть свой уголок, свой стол. И даже стоит этот стол, как советовала учительница, возле окна, чтобы свет падал с левой стороны, хотя из-за этого ей пришлось расставить мебель совсем не так, как хотелось. Над столом полки для книг и игрушек. У неё в детстве не было ничего похожего. Люди постарше и поопытней говорили, что мальчишку надо держать в руках, и она старалась это делать. Она держала себя с сыном строже, чем ей самой бы хотелось – для его же пользы, но всё равно ничего у неё не получалось.

Кореньков об этих грустных маминых размышлениях ничего не знал. Насытившись, он почувствовал усталость и уже больше ни о чём не думал, кое-как нацарапал уроки, лёг и уснул. А сейчас он сидел, ждал Борьку, и мысли у него были весёлые.

В начале второго Кореньков понял, что хочет есть, и отправился на кухню. На краешке плиты в маленькой алюминиевой кастрюльке стоял суп. Мама всегда наказывала обязательно подогревать его, но Кореньков не подогревал. И в тарелку он суп тоже не наливал – ел прямо из кастрюльки, стоя над плитой. И со стола не надо было убирать, и посуды мыть меньше – одна кастрюлька и мисочка из-под второго. На обед были щи с мясом. Кореньков выловил его из кастрюльки, посыпал солью и с удовольствием сжевал вместе с горбушкой чёрного хлеба, выпил юшку, отгоняя губами стылые пластиночки жира, доел картошку, а капустные остатки выбросил в унитаз, чего, конечно, не посмел бы сделать при маме. Так же быстро расправился со вторым, налил в чашку компот. В это время в передней прозвенел звонок. Кореньков не стал приотворять дверь на цепочку, как велела мама, а сразу распахнул её. Но это был не Борька. На площадке стояли Света и Наташа.

– Здравствуй, Кореньков! – официальным тоном сказала Света. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо чувствую, – невольно поддаваясь этому официальному тону и вместе с тем несколько смущённо отвечал Кореньков.

– Ирина Александровна велела принести тебе уроки, – сказала Света.

Этот визит был весьма некстати. Ведь они с Борькой собирались в поход по мастерским. А теперь что делать? Приходилось мириться с действительностью.