Макс Бременер - Чур, не игра!

В нём опять проснулось это когда-то угасшее любопытство… Но неожиданно его сморило, и он заснул на краю своей кровати.

Он спал, почти вися между стеной и матрасом, укрытый лёгким покрывалом так, что кровать казалась со стороны не очень аккуратно застланной, но пустой.

Виктор спит и не слышит, как приходит Флора Александровна, как потом раздаётся в прихожей звонок и Флора Александровна говорит Алёше, вернувшемуся из музыкальной школы:

— Алёша, скорей к роялю, ты ещё сегодня не играл.

— Мама, я сегодня не успею поиграть, ко мне придёт один мальчик, — возбуждённо отвечает Алёша, бросая в кресло папку с нотами, а на папку — пальто.

— Какой мальчик? Зачем?

— Ну, один мальчик из нашего класса. В гости, — отзывается на ходу Алёша.

Но Флора Александровна спрашивает настойчиво:

— Он у нас раньше бывал? Я знаю его?

— Нет. Потому что он из параллельного…

— Ты, по-моему, сказал «из нашего». Как его фамилия?

Не сразу и неохотно Алёша роняет:

— Тушнов…

— Это тот самый мальчик, который тебя… — Флора Александровна поражена.

— Да. Мама, ничего ему не говори! Обещаешь? Хорошо, мама? Не будешь ему про это напоминать?

— Значит, ты пригласил к нам именно того, кто тебя…

— Мама, я тебя умоляю ему не напоминать! — произносит Алёша моляще, но и чуть капризно.

— Хорошо, — говорит Флора Александровна уже спокойно. — Но, пока он не пришёл, позанимайся немного.

— Я же ничего не успею…

— Иди! А зачем он всё-таки придёт?

— Не знаю.

Из столовой доносятся аккорды, взятые Алёшиной рукой, а Флора Александровна, стоя посреди прихожей, негромко говорит в пространство:

— Я просто не понимаю… Я ничего не понимаю: вчера этот негодяй мальчишка дал ему по физиономии, а сегодня он как ни в чём не бывало приглашает его к нам в дом! И ещё боится, что я буду неприветлива с этим… Тушкиным, что ли?.. Нет, главное, я не понимаю, что за характер у мальчика…

Снова в прихожей раздаётся звонок.

Флора Александровна открывает.

На пороге Зоя, старшая сестра Алёши и Виктора, и её муж Саша Малик.

— Добрый вечер! — говорит Зоя. — Мама налицо. И Алёшка тут, судя по бренчанью. Виктора нет? Кого-нибудь ещё ждём?

— Да, Алёша пригласил мальчика, — отвечает Флора Александровна. — И знаешь, того… — она косится на мужа дочери, — …с которым у него вчера было недоразумение.

Саша Малик в курсе дела:

— Это того, что съездил ему по морде?

Флора Александровна сухо кивает.

— Если вам угодно так выразиться. Между прочим, Алёша просил ему об этом не напоминать, — добавляет она веско.

— А кому, собственно, не напоминать? — осведомляется Саша. — Самому Алёшке или… почётному гостю?

— Тушкину… Тушнову этому, — морщась, поправляет себя Флора Александровна.

— Что ж, деликатно. Боюсь только, как бы сам он нам об этом не напомнил, — замечает Саша и хочет с Зоей пройти в столовую, но в прихожей опять раздаётся звонок и вспыхивает над дверью лампочка.

Это незнакомый звонок: Виктор звонит чуть протяжнее, Алёша — нетерпеливее, два раза с коротеньким перерывом.

— Кто там? — спрашивает Флора Александровна.

Незнакомый звонок и вопрос матери слышит проснувшийся Виктор. И вдруг решает, что это Инна. Ведь никто из домашних так не звонит. Гостей никто не ждёт… Почтальоны в этот час не приходят… Кто же ещё, кроме неё?.. Так вот какой праздник обещал ему Старков!

— Кто там? — повторяет Флора Александровна.

Виктор вскакивает и бежит в прихожую, но у двери круто тормозит, сообразив, что измят и встрёпан…

Тушнов на лестнице говорит:

— Алёша Громада дома?

— Он дома, — отвечает Флора Александровна и распахивает перед ним дверь.

— Здрасте. Позовите, пожалуйста, Алёшу, — отрывисто произносит Тушнов, не переступая порога.

— Сейчас… Ты заходи. — Флора Александровна слегка растеряна.

— Можно, да? — быстро переспрашивает Тушнов.

Он входит, и несколько мгновений все его разглядывают. Потом Флора Александровна кричит — громко и несколько нервно:

— Алёша, к тебе товарищ!

Виктор отступает от двери. «Не Инна… И как это я себе вообразил только…»

— Привет! А я не слышал, как ты пришёл, понимаешь, я на рояле играл… — тараторит Алёша, выбегая навстречу Тушнову. (Он так частит, что Флора Александровна вспоминает, как его в своё время лечили от пулеметности речи.)

— Умеешь? — спрашивает Василий, глядя вбок.

Алёша уводит его в столовую.

Проводив их взглядом, Флора Александровна поёживается:

— Как-то тревожно даже… Не хочется оставлять их одних.

— Что страшного, подумаешь! — пожимает плечами Зоя. — В крайнем случае, Алёшка на этот раз даст ему сдачи.

— А может, не даст? Может, Алёшка — толстовец, непротивленец? Мы же не знаем его взглядов, настроений… — говорит Саша.

— Остришь? — спрашивает Зоя.

— Да, настроения… — Флора Александровна что-то вспомнила. — Была я сегодня в школе по поводу Алёшиных дел, и вдруг мне говорят, что Виктор…

С полотенцем через плечо появляется Виктор. Он идёт в ванную сполоснуться.

— И что же тебе «вдруг говорят»? — небрежно осведомляется он.

— А ты, оказывается, дома… Говорят, что ты написал очень странные… — Она обрывает себя. — Ну, это разговор серьёзный. Сначала тебя накормлю.

— Спасибо.

— Сейчас тебе разогрею…

Тем временем в столовой Тушнов, кажущийся чуть пришибленным в непривычной обстановке, легонько отводит руку Алёши, который протягивает ему два увесистых альбома.

Указывая на рояль, он спрашивает:

— Ваше?

— Конечно, — просто отвечает Алёша.

— «Конечно»! Бывает, на время пианино берут.

— Это не пианино. Рояль. На нём, говорят, один раз сам Рахманинов играл.

— Специалист был?

— Выдающийся композитор, — поясняет Алёша почти без наставительности.

— А… — говорит Тушнов. — Вообще-то неплохо у вас. — Он широко разводит руки в стороны. — И метраж… и… — Он указывает на картины, висящие друг напротив друга: на одной изображены пушкари, ведущие огонь прямой наводкой по наседающему противнику, на второй битая дичь в соседстве с очень яркими овощами — помидорами и красным перцем.

Алёша раскрывает альбом и негромко произносит:

— А это папа…

Тушнов смотрит:

— Генерал был?

— Генерал-лейтенант артиллерии, — уточняет Алёша.

— В войну убило?

— Что ты! Мне уже год был, когда он умер. Инфаркт. — Минуту Алёша молчит — не скорбно (ведь он не помнит отца), а просто как положено, он знает, в таких случаях, — потом оживлённо рассказывает: — А во время войны папа один раз перед наступлением сосредоточил двести орудий на километр линии фронта! Про это в истории Отечественной войны есть. Папа первый такую плотность огня создал! Двести орудийных стволов на один километр, представляешь?!