Анатолий Димаров - Со щитом и на щите

«Скорей бы пришел поезд», — обреченно думаю я, и, словно вызванный мною, там далеко-далеко, где рельсы сливаются в тонкую нитку и исчезают в лесу, появляется поезд. Сначала виден только дымок. Он поднимается все выше и выше, и вот уже видны и труба, и колеса, и небольшие, словно игрушечные, вагончики. Все это мчится, кажется, прямо на нас и вот, тяжело пыхтя, с дребезгом и лязгом останавливается рядом.

Мы с мамой бежим к ближайшим дверям. Спешим, потому что поезд стоит всего одну минуту. Карабкаемся на высокие ступеньки и едва успеваем забраться в тамбур, как паровоз залихватски свистит, резко дергает вагоны и мчится дальше.

Изо всех сил вцепившись в поручни, я смотрю на Сергейку. Он стоит около рельсов и старательно машет нам рукой. Чем дальше мы отъезжаем, тем меньше и меньше становится фигурка Сергейки, и мне почему-то становится жалко брата.

— Ма, — тихонько говорю я, войдя в вагон и усаживаясь на скамейке, — почему мы не взяли Сергейку?

Мама не отвечает. Может, не услышала, а может, не знает, что сказать. Тогда я усаживаюсь поближе к узкому окну вагона и прислоняюсь к раме лбом.

Средняя школа, в которой мне предстояло учиться, находилась в середине железнодорожного поселка, застроенного деревянными, на четыре квартиры, бараками, все, как один, похожими на пеналы для карандашей и ручек. Я шел и удивлялся: как живущие в них люди отличают дома один от другого? Все под приплюснутыми, покрытыми красной краской крышами, все ограждены реденьким штакетником, в каждом дворе — небольшие тощие деревца, прозябающие на унылой желтовато-серой песчаной земле. Песок был всюду: во дворах, на улице, в моих ботинках. Даже ступать по нему было трудно.

Наконец добрели до школы. Стоит она тоже на песчаной площадке, хотя деревья здесь погуще и забор из штакетника намного новее. Само же школьное здание похоже на дворец: двухэтажное огромное строение с такими большущими окнами, что для стен вроде бы и места не остается. Во все глаза смотрю на широченные стекла и удивляюсь, как они до сих пор уцелели. Неужели ученики этой школы рогаток не имеют?

— Вот здесь ты будешь учиться, — благоговейно говорит мама. И сразу же добавляет: — Конечно, если тебя примут.

Мама волнуется. Вытирает носовым платочком ладони, поминутно приглаживает волосы. Словно ей, а не мне поступать в восьмой класс. Ну, вот, доходит очередь и до моей персоны:

— Застегни верхнюю пуговицу… Вечно она у тебя расстегнута! Боже, а волосы! Да не крути ты головой, дай хотя бы немного причесать… А уши! Только вчера ведь мыла… Ну разве можно идти к директору с такими ушищами?

Мне кажется, что директору надо в мой аттестат смотреть, а не в уши заглядывать. Мама, однако, другого мнения и тщательно протирает платочком мои уши.

— Ты у меня смотри: будешь сидеть у директора — ногами не шаркай, — напутствует она меня напоследок, — и руки чтоб на коленях держал. И головою не крути, а все время на директора гляди.

Подавленный величием момента, я смиренно киваю.

Директорский кабинет такой же огромный, как и вся школа. Мы с мамой замерли возле двери, не осмеливаясь вступить на роскошную ковровую дорожку.

Директор восседает за массивным столом, спиной к окну, лицом к нам. Наверное, он небольшого роста, так как над столом виднеются только его голова и плечи. От его головы никак не могу отвести зачарованного взгляда. Сколько на свете прожил, никогда такой блестящей лысины не видел. Была она похожа на только что облупленное пасхальное яйцо. Как в гипнозе, не отводя глаз от директорской лысины, я опустился на краешек стула и замер, поджав ноги и положив ладони на колени. Так, как мама учила…

Из школы мы выходили веселые и счастливые. Мама вся сияет — гордится мною, что я уже восьмиклассник.

— Знаешь что, Толечка? Давай-ка в кино сходим!

— В кино? Вот это да! Пойдем в кино!..

— Но сначала зайдем в столовую, — несколько гасит мама мою радость. — Ты ведь, наверно, есть хочешь?

Конечно, хочу. Да еще в столовой! Интересно ведь посмотреть, как и что там едят.

В столовой людей — как пчел, а между ними мечутся женщины в серых халатах, посуду собирают.

Понемногу мы продвигаемся в очереди к кассе. Я зажимаю в руке две ложки, две вилки и две чайные ложечки — их при входе нам дал мрачного вида дядька. При этом предупредил, что, когда будем уходить, ложки и вилки надо сдать другому — тому, который напротив него стоит. Не сдадим — из столовой не выпустят.

— Для чего это? — удивляется мама. — Почему нельзя просто на столе оставить?

— Для того, дамочка, чтобы не разворовали. Один, у кого совесть есть, оставит, а другой к себе в карман сунет. Да еще пару чужих прихватит…

Теперь я гляжу в оба, чтобы кто-нибудь ненароком не похитил наши ложки и вилки. Все с большим подозрением поглядываю на парня, который непрестанно на меня напирает. Сам в замасленной спецовке, руки в мазуте, на взъерошенных волосах еле держится видавшая виды кепка: такие-то небось и охотятся за ложками. Резко отстраняюсь от него и тут же получаю крепкий подзатыльник.

— Я тебе что — котлета, что на вилку насаживаешь?!

Отскакиваю от мужчины, которого нечаянно кольнул. А он во весь голос ругается.

Конечно, все вокруг хохочут, а у меня от мощного леща голова гудит. Да еще мама по дороге к столу отчитывает:

— С тобой на людях показаться нельзя!

Виновато помалкиваю. Хотя, если как следует разобраться, не так уж я виноват в случившемся. Разве было бы лучше, если бы тот мазурик наши вилки спер?

Взять значившиеся в меню ростбиф или гуляш мама не рискнула — кушанья неизвестные, да и к тому же дорогие. Поколебавшись немного, заказала вместо них две порции котлет и два стакана какао.

Пробовать котлеты мне уже доводилось, а вот какао — никогда. Хотя как-то раз видел раздавленную пустую коробку из-под него, на которой была надпись «Золотой ярлык». От коробки шел таинственный и волнующий запах, и в моем воображении возникали далекие заморские края, караваны верблюдов, толстобокие корабли, смуглые пираты. И вот этот сказочный напиток стоит передо мной, и я его буду пить, как только доем котлету.

— Не спеши, — говорит мама, смущенно оглядываясь вокруг. — Ты как будто сто дней ничего не ел.

Проглотив побыстрее котлету, я наконец-то припал к своему стакану, наслаждаясь душистым напитком…

Домой возвращались уже вечером, так как все-таки и в кино сходили. И кого, как бы вы думали, увидели мы, когда из вагона вышли? Сергейку!

Мама своим глазам не поверила:

— Ты?.. Да как ты тут оказался?

Молчит — ни гугу.

— Дома ты хоть был?

Об этом мама могла бы и не спрашивать. Сергейка с головы до пят был покрыт мазутом и выглядел как трубочист после дня работы.