Борис Раевский - Товарищ Богдан

И вот наступил вечер. Все собрались в «Днепре» — маленьком трактире, втиснутом в сводчатый полуподвал на окраине города. Заняли два столика, заказали пиво. Матюха нарочно горланил пьяным голосом частушки, заглушая граммофон. Потом, без всякого перерыва, затянул «Среди долины ровныя…»

Только Петр Морозов запаздывал. Это было не похоже на старого, испытанного революционера, привыкшего к точности. Подпольщики тревожились. Прошло полчаса, час…

Морозов не приходил.

«Арестован, — решил Бабушкин и с горечью подумал: — Вот не везет Петру: только-только из ссылки и опять — в тюрьму!»

Но он был уверен: Морозов, конечно, не выдаст жандармам ни типографии, ни товарищей. И Бабушкин распорядился — начать расклейку прокламаций. Время не ждало. Однако Иван Васильевич предупредил друзей: теперь, когда Морозов, вероятно, схвачен полицией, нужна особая осмотрительность. Филеры, очевидно, настороже. Малейшая ошибка поведет к провалу.

— Понятно, — сказали товарищи и группами по трое, с пачками листовок и баночками клея, тихо разошлись по ночному городу.

Начался дождь. Крупные, похожие на град, капли прыгали по камням.

Матюха повел свою «тройку» в центр города. Сегодня они двигались особенно осторожно. Идущий впереди украдкой быстро мазал стену клеем и шел дальше. На углу он останавливался и внимательно оглядывал улицу. Идущий вторым пришлепывал к стене листовку и разглаживал ее. Матюха, идущий последним, в это время стоял на другом конце улицы, чтобы в случае опасности свистом или пением предупредить друзей. «Разукрасив» одну улицу и убедившись, что все в порядке, подпольщики такой же цепочкой переходили на соседнюю.

Как ни странно, именно сегодня улицы, притом в центре, где всегда шныряло много шпиков и полицейских, были удивительно пустынны. Казалось, жандармы и полицейские словно исчезли. А весь отряд петербургских филеров будто бы срочно отозвали обратно в столицу.

Подпольщики быстро закончили свое дело и, удивленные и даже слегка обеспокоенные такой странной тишиной, разошлись по домам.

И только через несколько недель все разъяснилось.

Оказывается, Петра Морозова, который жил в окрестностях Екатеринослава, на вокзале схватили жандармы. При нем обнаружили пачку листовок. Филеры обрадовались. «Преступник» был немедленно доставлен к Кременецкому.

Молодой ротмистр, возбужденно потирая руки, радостно бегал по кабинету. Наконец-то! Наконец-то ему повезло!

— Где достал листовки? — стараясь ошеломить пожилого, сутулого, похожего на деревенского мужика Морозова, свирепо заорал Кременецкий.

Морозов сделал вид, что он и в самом деле страшно испугался.

— Помилуйте, ваше благородие, — дрожащим голосом забормотал он. — Чтоб мне провалиться! Вот как перед богом, всю правду доложу.

— Ну, говори же, говори! — нетерпеливо закричал Кременецкий.

— Как на духу, — бормотал Морозов. — Подсел, значится, ко мне на вокзале какой-то смутьян. И речи крамольные завел. Потом сунул мне эти самые листовки, велел, значится, раздать друзьям, а самому сегодня ночью прийти на собрание.

— Какое собрание? Где?

— Тайное собрание, — испуганно продолжал Морозов. — Возле железнодорожного моста… Там, в лесочке, знаете? Как на духу, истинную правду говорю, господин начальник, а уж вы меня выпустите, Христа ради.

Кременецкий решил: настал удобный момент провести «ликвидацию» подпольщиков.

«Этот Морозов, конечно, врет, что получил листовки неизвестно от кого, — подумал Кременецкий. — Сам он бунтовщик и подпольщик. Просто жила слаба: стар уже. Струсил и выдает всех, лишь бы свою шкуру спасти. Наконец-то мне повезло!»

По приказу Кременецкого переодетые городовые с вечера расположились в леске. Некоторые из них держали в руках удочки, будто направлялись на рыбалку; другие — по двое, по трое — сидели на пеньках вокруг разложенных на газете закусок и бутылок водки. Филеры залегли в кустах и под видом подгулявших парней катались на лодках по реке.

Ротмистр Кременецкий лично руководил этой важной операцией. Он надел простые домотканые штаны, напялил армяк, подпоясался широким красным кушаком и в таком виде с вечера бродил у моста. Как назло, зарядил дождь. Уже через час ротмистр вымок до нитки.

На ближайшем хуторе, по распоряжению Кременецкого, на всякий случай сидели два шпика с лошадьми. Ротмистр стянул с одного из них сухое платье, переоделся и снова вышел «на охоту».

Однако подпольщики все еще не показывались.

«Наверное, дождя испугались, — лязгая зубами на холодном ветру, думал Кременецкий. — Ничего, подожду еще, дождь кончится, и они придут».

…До самого рассвета, дважды меняя мокрое платье, ругаясь на чем свет стоит, но все еще не теряя надежду накрыть смутьянов, бродил Кременецкий возле моста. И только ранним утром он снял засаду и на пролетке помчался в жандармское управление.

— Немедленно доставить из тюрьмы Морозова! — заорал он дежурному. — Ну и пропишу я сейчас этому скоту!.

Между тем жандармы, полицейские, филеры, насквозь промокшие и продрогшие, возвращались из лесу, с реки. И, словно дразня их, в первых лучах солнца, на заборах, на стенах домов, на деревьях и столбах белели листовки. Хоть они подмокли на дожде, но все так же четко чернели лозунги:

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

«8 часов работы! 8 часов отдыха! 8 часов сна!»

Возле каждой листовки толпились рабочие: они направлялись на заводы, к станкам. До гудка оставалось немного времени, все спешили прочитать свежие прокламации.

— Знатно сделано! — переговаривались рабочие. — И листок толковый, и напечатано хорошо!

— Молодцы ребята! — говорили другие. — Смотри-ка ты, настоящую типографию завели!

Полицейские срывали прокламации со стен и спешили к Кременецкому. Вскоре у него на столе уже лежала груда мокрых бумажек.

— Перестаньте таскать эту пакость! — наконец, не выдержав, в бешенстве заорал ротмистр. — У меня и так их уже достаточно! — Он яростно ткнул рукой в толстую пачку, отнятую у Морозова.

Когда Петра Морозова ввели в кабинет Кременецкого, ротмистр, сидя за столом, обхватив голову руками, встретил его истошным воем:

— Обману-ул, сук-кин сын!.

— Как обманул? — смиренно спросил Морозов.

— «Как обманул»?! — сердито передразнил его Кременецкий. — Где же твое собрание? Около моста, в лесочке.

— А разве не было? — притворно изумился Морозов.

— Вот именно не было. Я сам всю ночь под дождем, как пес шелудивый, мок…

— А может, отменили собрание?

— Я вот самого тебя отменю, сволочь! — заорал ротмистр и с размаху ударил Морозова по лицу.

Тот упал.

— В тюрьме сгною! — неистовствовал Кременецкий, пиная Морозова сапогами.