Борис Раевский - Товарищ Богдан

Первым делом Бабушкин связал местный комитет с Москвой. Вскоре оттуда прибыл чемодан с нелегальной литературой.

Несколько пачек листовок и брошюр, отпечатанных на тонкой, почти прозрачной бумаге, Бабушкин припрятал у себя в кладовой, в ящиках с инструментами.

Назавтра в кладовую пришел пожилой слесарь с небритым, хмурым лицом и маленькой курчавой бородкой.

— Дай-ка мне зубило. А лучше парочку! — сказал он.

Бабушкин пристально оглядел его.

— Говорят, на днях в Днепре громадную щуку выловили, — негромко произнес Иван Васильевич.

Слесарь нисколько не удивился, что кладовщик вдруг заговорил о щуке.

— Точно, — подтвердил он. — Двухметровую.

Бабушкин вышел в заднюю комнату и вынес оттуда деревянную коробку.

Слесарь взял ее и ушел.

Вскоре дверь снова заскрипела. Пришел землекоп.

— Выдай лопату! Моя совсем затупилась. А лучше парочку дай! — сказал он.

Кладовщик почему-то не удивился, зачем землекопу понадобились сразу две лопаты.

— Говорят, на днях в Днепре громадную щуку выловили, — сказал он.

— Точно! — обрадовался землекоп. — Не щука, а целый кит. Два метра ростом!

Бабушкин передал ему новые лопаты в брезентовых чехлах. Потом пришел совсем молодой паренек — плотник.

— Выдай-ка, дяденька, фунт гвоздей, — попросил он.

Почесал в затылке и прибавил:

— А лучше парочку!

Кладовщик снова завел разговор о щуке, потом удалился в заднюю комнату и вынес мешочек.

— А знаешь, как и куда гвозди забивать? — спросил он. — Молотком грохнешь мимо — пальцы отшибешь.

— Не беспокойтесь, дяденька, — ответил смешливый паренек. — Все гвозди вгоню, куда положено! По самую шляпку!

Он развязал мешочек, заглянул в него и подмигнул Бабушкину: на дне, под гвоздями, лежала стопка подпольных листовок.

Вскоре среди «трамвайщиков» начались «беспорядки».

Взволнованный начальник дистанции явился в жандармское управление к полковнику Громеко.

— Бунт, — тревожным шепотом сообщил начальник дистанции, хотя никакого «бунта» на стройке еще не было. — Все время бог миловал, а тут словно с неба — листовки…

— Не богохульствуйте, — перебил его Громеко. — Небо тут ни при чем. Причина вполне земная…

Перед полковником Громеко лежал секретный пакет из Екатеринослава за № 1790. Ротмистр Кременецкий просил «учредить срочный розыск и привлечь к дознанию по статье 1035 поднадзорного Ивана Васильева Бабушкина», который скрылся из Екатеринослава и сейчас, по некоторым данным, возможно, находится в Смоленске.

Громеко решил не медлить. Во все концы города были направлены жандармы и шпики.

Бабушкин тоже не терял времени. Тщательно присматривался он к местным товарищам. Пожилой слесарь с курчавой бородкой сразу понравился ему. Слесарь был упорен, нетороплив, каждое слово произносил так, словно гвоздь вколачивал. Привлек внимание Бабушкина и широкоплечий, горячий парень-телеграфист.

По вечерам в комнате Бабушкина теперь часто собирались партийцы. Первой всегда приходила совсем молодая девушка — учительница. За ней — покрытый мучной пылью рабочий с мукомольни. Потом являлись пожилой слесарь с курчавой бородой, веселый парень-телеграфист, два железнодорожника.

«Товарищ Трамвайный» — так партийцы называли Бабушкина — ставил на стол кипящий самовар, парень-телеграфист брал в руки гитару, учительница разливала чай.

Казалось, это собралась повеселиться компания друзей. Но чай стыл в чашках, закуски стояли нетронутыми, а собравшиеся напряженно слушали тихий, глуховатый голос хозяина.

Товарищ Трамвайный говорил, что нужно создать настоящую боевую партию, и для этого Владимир Ильич думает издавать за границей газету «Искра». Рассказывал о своих встречах с Ильичем. Говорил об ответственном поручении, которое тот дал ему: сколотить здесь, в Смоленске, группу надежных, стойких товарищей. Они должны принять «Искру» из-за границы. Дело трудное, опасное. Малейшая неосторожность грозит провалом.

— Справитесь? — испытующе оглядывая собравшихся, спрашивал Бабушкин.

— Передайте Ульянову, — за всех отвечал пожилой молчаливый слесарь, — задание выполним!

…Как-то днем, в палящий зной, заскрипела дверь в кладовую на строительстве трамвая.

Вошел огромный усатый жандарм.

«За мной!» — подумал Иван Васильевич.

Собрав всю свою выдержку, он быстро надел очки и молча ждал, что скажет грозный посетитель.

— Дозвольте водички, любезный! — хрипло попросил жандарм, тяжело опускаясь на табурет. — С утра гоняюсь, яко пес…

Бабушкин облегченно вздохнул, подал ему кружку с водой, предложил снять тяжелую шинель.

— А чего вы, служивый, ногам покоя не даете? — сочувственно спросил он, когда жандарм немного отошел.

— Такая наша служба, — отвечал усач. — Государственный преступник объявился… Какой-то Дедушкин. Нет, наоборот, Бабушкин… Где он — никто не знает… А ты ищи как проклятый!

Бабушкин продолжал спокойно стоять около жандарма.

— Да, мудрено так человека сыскать, — глуховатым голосом сказал он. — Людишек-то на земле поболе, чем блох… Вы бы, ваше благородие, хоть узнали, какой он из себя, преступник-то?

— Знаем, — недовольно махнул рукой усач. — А что толку? Невысокий, плотный… Да мало ли их, невысоких?

— Вот и я, к примеру, не великан, — усмехнулся Иван Васильевич.

— То-то и оно, — кивнул жандарм. — Есть, правда, и другие приметы: веки у него пухлые, хмельного не потребляет, не курит…

— Это уже существенней, — сказал Бабушкин, поблескивая зеленоватыми стеклами очков. — Непьющих не так уж много. И некурящих тоже. А и то, и другое сразу — таких уж раз-два и обчелся. Дозвольте предложить папироску, ваше благородие?!

Иван Васильевич вытащил из кармана помятую распечатанную пачку папирос и протянул жандарму.

Они закурили.

«Увижу когда-нибудь Морозова — великое „спасибо“ ему скажу», — подумал Бабушкин, с непривычки давясь горьким дымом.

Старый друг, Петр Морозов, приучил его, некурящего, на всякий случай всегда носить с собой папиросы, как и очки. Давненько эту пачку таскал, а вот пригодилась!

Покурив, жандарм встал, натянул шинель, выпил еще кружку воды и, откозыряв, ушел.

«Да, пора мне уезжать», — сняв очки и чувствуя, что у него вдруг пересохло во рту, подумал Бабушкин.

Ильич предупредил его — не задерживаться в Смоленске. Бабушкина ждала важная работа в Иваново-Вознесенске, Орехово-Зуеве.

«Здесь я свое задание выполнил, — подумал Иван Васильевич. — „Искру“ примут надежные руки. Прощай, Смоленск!..»

…В тот же вечер на окраине города в маленькой комнате с горящей в углу лампадкой собралось несколько друзей.

— Товарищ Трамвайный уехал, — сказал пожилой слесарь с курчавой бородкой, пристально оглядывая всех поочередно. — Перед отъездом он передал мне: получены сведения, что первый номер «Искры» выйдет в декабре нынешнего года. Товарищ Трамвайный просил еще раз проверить, готовы ли мы к приему газеты из-за границы. Как у тебя? — повернулся он к широкоплечему парню в тужурке телеграфиста.