Галина Ширяева - Возвращение капитана

— Марулька! Это, это же лучшие картины! Она же сорвала выставку! Ведь не будет теперь выставки! Из-за нее! Выходит, она нарочно выставку провалила, да?.. Марулька, ну, что же ты молчишь?

Марулька все еще стояла возле водопроводного крана и не выпускала кастрюльку с водой из рук.

— Не знаю, — сказала она дрожащим голосом, — я ничего не знаю! Я их только от дождика укрывала. Я хотела потихоньку, когда мама ушла, а ты все бегала к нам, стучала и стучала. Я притворилась, что меня дома нет, а ты все равно стучала. Потом перестала стучать, я думала — спать легла. А ты взяла и зацепилась…

Значит, вовсе не привидение искала Марулька в тот вечер в башне! Она укрывала моего Вандердекена от дождя! И тогда, ночью, после того как к нам в дом пришло привидение в плаще и со стеклянными руками, мне вовсе не казалось, что деревья освещены. Они на самом деле были освещены. Татьяна Петровна зажгла на лестнице свою голубую лампу, ведь у нас на лестнице не было света, он туда вообще не был проведен, а у них сроду не было спичек, и я прятала от них спички нарочно.

Постойте! А почему Татьяне Петровне нужно было спрятать картины именно после того, как к нам пришло привидение? Почему? А?..

И мне снова все стало ясно! Сестра Татьяны Петровны вовсе и не умерла! Татьяна Петровна нарочно говорит всем, что ее нет на свете!

— Вы… вы хотели, чтобы твоя тетка ничего не знала про эти картины! Ведь они после статьи стали знаменитыми! Вы хотели их потихоньку продать! Чтобы с ней не делиться! Я же знаю — вы жадины! И как я раньше не догадалась об этом?

Тогда Марулька закричала: «Неправда! Врешь!» — и запустила в меня своей кастрюлей.

Марулька убежала. А я тут же, в кухне, немедленно разработала план действий.

Во-первых, надо спасти картины. Надо перетащить их из башни куда-нибудь в такое место, где бы Татьяна Петровна не нашла их и не смогла бы продать.

Во-вторых, надо сейчас же обойти все соседние улицы и присмотреться ко всем встречным прохожим — нет ли среди них похожих на Марулькину тетку.

В-третьих, надо будет обойти все дальние несоседние улицы и тоже присмотреться к прохожим.

В-четвертых, надо под каким-нибудь предлогом проникнуть во все дома в городе и присмотреться к жильцам, если даже на это потребуется целый год или даже больше… Приметы — острый нос и жалобный голос.

Но, вместо того чтобы немедленно приступить к выполнению этого плана, мне еще долго пришлось заниматься всякой ерундой: переодеваться в сухое платье, потому что вся вода из Марулькиной кастрюли вылилась на меня, заново жарить колбасу для Виктора Александровича, а потом просто бродить без всякого дела по двору, потому что Марулька была дома и могла застать меня в башне. Я мысленно обшарила весь дом и весь двор в поисках места, куда можно было бы спрятать Вандердекена и все остальные картины, но нигде подходящего уголка не нашла: все уголки были на виду, даже сарай. Действительно, кроме как в башню, их спрятать некуда!

Потом я как-то вдруг сразу вспомнила про нашу лестницу. Там было много места, там даже когда-то стоял большой деревянный ящик, в котором я часто отсиживалась, если меня собирались за что-нибудь наказать. Правда, два года назад лестницу чинили, придвинули ее почти к самой стене. Но картины, пожалуй, туда протиснуть можно. Никто в жизни не догадается, что они там! Пусть-ка Татьяна Петровна с Аркадием Сергеевичем поищут!

Марулька ушла из дому только часа через полтора. Ушла за хлебом — значит, вернется через десять минут, а то и раньше. Да и Татьяна Петровна может вот-вот нагрянуть. Да и Виктор Александрович тоже!

Я вихрем взлетела по лестнице к башне и распахнула дверь!

Окошки заросли пылью и паутиной, и поэтому в башне было полутемно. Здесь валялись сломанные стулья, продавленный чемодан, все те же рваные ботики… Картины лежали у левой стенки, аккуратно прикрытые старыми мешками и даже скатертью из полиэтилена.

Я нашла Вандердекена. Живой! Только нос чуточку оцарапан. Все лучшие картины были здесь: и «Лес», и «Сказка», и «Вандердекен», и «Девочка и Луна». Я подхватила Вандердекена и потащила его вниз. Я никогда еще не держала в руках такое сокровище. Мне даже казалось, что в ладонях у меня плещутся волны и шевелятся мокрые паруса…

Он почему-то долго не хотел лезть под лестницу! Кажется, я поцарапала раму. Раму, а не нос! Нос я ему никогда не расцарапала бы! Когда все-таки он сдался, мне захотелось зареветь — словно я запихала под лестницу живого человека…

Потом я перетащила под лестницу остальные картины. Теперь их можно было оттуда достать, лишь взломав две или три нижние ступеньки.

Затем я немедленно, не теряя ни секунды, приступила к выполнению второго раздела моего плана. Я решила обойти все соседние улицы и присмотреться к встречным прохожим. Я замаскировала свою шишку косынкой и выбежала на улицу.

Нет, все-таки удивительный у нас город — хоть бы кто-нибудь незнакомый попался! Сначала я встретила Марульку с хлебом, которая сделала вид, что меня не заметила, а посмотрела куда-то мимо меня, в сторону, на чужие ворота. Я тоже ее не заметила и тоже посмотрела на ворота — это были Ленкины ворота, и ничего интересного на них не было… Пусть не замечает! Плакать не будем! Хотя, если сказать честно, мне было немного неприятно оттого, что я уже не светлое воспоминание в чьей-то жизни.

Потом мне попался Мишка Сотов. Мишка тоже меня не заметил, потому что только что подрался с Санькой. Я это поняла, когда тут же, через пять шагов, встретила Саньку. А у газированного ларька я увидела сразу двух своих старых знакомых — Ленку Кривобокову и Кольку Татаркина. Они ели пирожки с повидлом и о чем-то разговаривали.

Я хотела сделать вид, что не заметила их, и постаралась не расслышать, о чем они там разговаривают, но они кричали так громко, что не услышать их было просто невозможно.

— Покровский опять запчасти задерживает! — кричала Ленка, — Вот она и поехала их проталкивать.

— Какой Покровский? — спрашивал Колька.

— А я почем знаю!

— А моя в Саратов уехала. У нее там двоюродная родственница заболела. А ты обед готовишь?

— А зачем? Папа в столовой. А я так, на пирожках.

— И я на пирожках! Ничего, проживем!

Вот, оказывается, в чем дело! Оказывается, они просто товарищи по пирожкам, потому что матери у них куда-то уехали. Ох, Фаинка, Фаинка!

Ленка увидела меня и сразу же спросила:

— Ну? Как?

— Никак, — ответила я, и она страшно удивилась тому, что я не рассказываю ей ничего необыкновенного. — А у тебя как?

— У меня? — переспросила Ленка. — У меня тоже никак, у меня все по-старому. А вот у Фаинки тайна какая-то. Я к ней прихожу, а у нее тайна. Только выдавать не хочет. Я думала сначала — изображает, стала переживания отгадывать, а она меня обругала.