Михаил Штительман - Повесть о детстве

— Ты понимаешь, какая беда. Номер еще у меня такой, что редко такую ногу отыщешь. Между сорока тремя и сорока четырьмя! Да-а! Как говорил покойный адмирал Нахимов…

— …движение вод бесконечно, — закончил Сема.

И они вошли в дом купца.

Их встретил Пейся с серьезным и важным видом:

— Дежурит Антон.

— А где Шера?

— Сидит тут. Не видишь?

Матрос строго посмотрел на Шеру и, поправив бескозырку, молча поклонился.

— Окна помыли?

— Помыли.

— Комнаты проветрили?

— Проветрили.

— Мало, — хмуро сказал матрос и потянул носом. — Еще дух купца чувствую… Что еще обнаружили?

— Белье, одеяла, бархатная скатерть.

— На брюки не пойдет?

— Пойдет! — обрадовался Пейся. — Зеленая.

Матрос недоверчиво посмотрел на него.

— С чего начнем? — спросил Сема Полянку.

— Вы, — обратился матрос к Пейсе, — составляйте опись найденного. Добра оставили мало, но точность полагается.

— И мебель записывать?

— Всё, — подтвердил матрос. — Пошли, Сема, проверим ящик.

Волнение вновь охватило Сему. Он позвал Шеру, и они вместе пошли в соседнюю комнату. У ящика стоял Антон.

— Серебро это, — сказал матрос, с трудом поднимая ящик и ставя его на стул, — теперь принадлежность государства. — Он оторвал верхние доски и взял в руки тяжелый половник. — Эту ложечку, может быть, совал в свой рот купец. Довольно! Больше ему не видаться с ней!.. А вот, товарищи, до какого разврата доходили, — воодушевляясь, опять заговорил матрос, — перечницы из благородного металла делали!

Шера, Антон и Сема с удивлением слушали язвительную речь матроса. Пейся просунул голову в дверь. Полянка, размахивая перечницей, продолжал поносить купца и все его семейство. Неожиданно он обнаружил в широком серебряном бокале аккуратно сложенный листок.

— Бумага, — пожал плечами матрос. — Интересно! Посмотрим и бумагу. Прочитаем. «Опись, — заикаясь, прочел он, — столового серебра». Хорошо. Сема, бери листок, всё сверим.

Сема с волнением взял в руки листок. Тревога вновь охватила его. А вдруг кто-нибудь до них узнал дорогу к этому ящику? А вдруг Мендель, у которого был ключ от дома, стащил ложки или тарелки? А вдруг, составляя опись, ошиблись и записали больше, чем есть?

— Что ж ты молчишь? — удивился матрос. — Читай!

— «Ложек столовых — двадцать четыре», — волнуясь, произнес Сема.

— Так, — кивнул головой матрос, — двадцать четыре. Два, шесть, восемь, шестнадцать, двадцать один… Правильно — двадцать четыре.

— «Бокалов полных — двенадцать», — унылым голосом прочитал Сема.

— Так, — сосредоточенно повторил матрос, — бокал полный раз и бокал полный два, четыре, шесть, десять и двенадцать. Правильно — двенадцать.

Все молчали, с тревогой ожидая конца проверки.

— «Ликерных рюмочек — двенадцать», — прочитал Сема вздыхая.

— Ликерных рюмочек, — с ненавистью пробурчал матрос, — двенадцать… Из серебра, черти, пили, иначе им невкусно!.. Ну, раз, два, четыре, шесть… двенадцать.

Ящик опустел. Сема упал на стул и вздохнул с облегчением.

— Всё в порядке! — торжественно произнес матрос, сбрасывая с грохотом серебро в ящик. — Поскольку вы нашли, товарищи юные большевики, объявляю вам благодарность за находчивость. Пусть лежит серебро это в ящике. Поселим в доме этом больницу и будем нашим раненым и больным подавать картофель печеный, или пышки из отрубей, или кашу пшенную на серебряных блюдах, и пусть кушают они на доброе здоровье серебряными ложечками!

Голубые глаза матроса хитро сощурились, он лукаво посмотрел на Сему, подмигнул ему и с важностью опустился в большое кожаное кресло.

Из дома Гозмана друзья вышли с гордым, независимым видом. Пожалуйста, теперь все понимают, что им можно доверить большое дело. И потом — благодарность за находчивость, это же чего-нибудь стоит! Все были довольны друг другом. Только Шера чувствовала себя неважно: во-первых, ее опять заставили идти впереди, во-вторых, даже Сема при ней шепчется. Подумаешь, большие секреты у него с Пейсей! Они не могут потерпеть, пока она уйдет? Шера обиженно пожала плечами и повернула на другую улицу, но Сема задержал ее.

— Тебе нравится с нами? — спросил он в упор.

— Нравится, — без всякого восторга ответила Шера. — А вы всегда будете при мне шушукаться?

— Нет, — успокоил ее Сема и многозначительно взглянул на Пейсю. — Примем тебя к себе и не будем шептаться.

— Не будем, — важно подтвердил Пейся. — Но нам нужны люди… могила! Чтоб без болтовни!

— Ты таки похож на могилу, — улыбнулась Шера. — Из тебя слова надо клещами тянуть.

— Правильно, — согласился Пейся, не замечая насмешки. — Я теперь только знаю — да и нет. Больше ничего… Тут рядом бандиты сожгли местечко. Все сгорело: и дома, и скамеечки, и заборы. Так вы думаете, люди после этого ушли? Ничего подобного. Какая она ни на есть, эта несчастная земля, но все-таки свое. И они остались и живут на развалинах, без крыши. Я сам все видел. Но, если меня спрашивают, что там и как там, я отвечаю одним словом — да или нет. Я понимаю, теперь не время для длинных историй!

— Не время… — засмеялся Сема и похлопал приятеля по плечу. — Уже поздно. Расходимся по домам. Завтра будет собрание.

Пейся с важностью закурил папироску и, небрежно кивнув головой, направился к дому. Шера молча протянула Семе руку.

— Что ж ты молчишь? — удивился он. — Говорила, что хочешь с нами, а теперь молчишь.

— Я уже не хочу, — призналась Шера.

— Не хочешь? — не веря своим ушам, с возмущением воскликнул Сема. — Не хочешь?.. Ну что ж, никто кланяться не будет. Не надо. Тебе еще снисхождение делали. Женщина — это не мужчина!

— Не мужчина, — тихо согласилась Шера.

— Так почему же ты передумала? — Сема уж не мог остановиться, все кипело в нем, и он смотрел на Шеру злыми глазами. — Женские фасоны! Ты хочешь, чтоб надо мной весь уезд смеялся.

— Я не хочу.

— Так почему же? Или ты испугалась работы? Ты думала, что тебя будут катать на колесиках?

— Тише! — Шера с удивлением взглянула на Сему. — Не кричи на меня посреди ночи.

— Еще не ночь, — смущенно сказал Сема. — Отвечай, почему ты передумала? Считаю до трех.

— А что будет потом?

— Я уйду.

— Нет, Сема, — ласково улыбнулась Шера, — это же некрасиво. Какой кавалер бросает женщину? И ты не обижайся. Я передумала потому, что и там буду сидеть как дура. Да, да! Говорить я не умею, спрашивать — стыдно. Я даже не знаю, что такое собрание. И все будут недовольны — черт принес эту девочку, сидит молчит — ни туда ни сюда!

— И туда и сюда! — радостно воскликнул Сема. — И это все? Глупая, а что такое я? Я тоже не все понимаю. И мы будем вместе.

— Вместе? — недоверчиво повторила Шера. — Вместе? А сам все время шушукается с этим Пейсей и меня посылает вперед. Что я — ребенок? Ты думаешь, мне очень нравится быть одной? Вдруг выдумали, что со мной нельзя ходить по улице. И хотят, чтоб я от этого радовалась. Ходи одна! Попробовал бы ты!