Галина Карпенко - Тамбу-ламбу. Три звонка

— Мне это напоминает тропический лес.

А папа молча ходил взад и вперёд по скрипучей половице. Бабушка стала ему объяснять:

— Мне будет, дорогой, далеко добираться до работы, а здесь мне только перейти дорогу. И потом, ты должен понять — эти стены меня греют, они хранят столько воспоминаний…

— Но не век же ты будешь на работе, — сказал папа. — И потом, я обязан…

— Какая чушь! — сказала бабушка. — Что значит — обязан? — И вдруг, всплеснув руками, спохватилась: — У меня же подгорит пирог!..

Бабушка торопливо ушла на кухню и вернулась оттуда с пирогом. Небольшой, подгорелый по краям, пирог умещался на тарелке. Сверху он был разделён на четыре части жгутиками из теста и посыпан сахарной пудрой.

Володя никогда не видал таким своего папу. Папа рассматривал пирог так, будто перед ним было чудо. Он даже снял очки.

— Мама, это ой ля?

— Ой ля! — ответила бабушка.

Бабушка разрезала пирог на четыре доли.

— Отвернись! — сказала она.

Папа послушно отвернулся, а бабушка, показывая на дольки пирога, спрашивала:

— Кому?

— Тебе… — отвечал папа, задумавшись. — А это Володе… Тосе.

— Ну, а вот это твоя. — Бабушка положила оставшуюся долю на маленькую тарелочку и, улыбаясь, протянула её папе…

Они пили чай. Бабушкин пирог был не такой уж вкусный.

Вот мама печёт пироги — это да! С кремом, с яблоками. Один пирог даже называется «утопленник». Тесто для этого пирога завязывают в узел и опускают на сколько-то часов в воду. А бабушкин пирог был похож на сладкий хлеб.

Вдруг папа вскочил.

— Ой ля! Ой ля! — закричал он.

Он протянул ладонь, на ней лежал маленький серебряный гривенник, измазанный вареньем. Это бабушка его запекла в пироге нарочно, чтобы он кому-нибудь достался.

— У меня ой ля! — радовался папа. Он обнял бабушку и стал с нею кружиться. — Ой ля! Ой ля! — напевал папа.

— Дело не в пироге, — рассказывал отец Володе, когда они шли обратно домой. — Дело не в пироге. Но это была очень весёлая игра. Игра нашего детства. Сколько было всегда догадок, кому из нас достанется ой ля! Нас тогда было у мамы трое: я и ещё два брата. Старше меня. Знаешь что? — сказал папа, когда они подошли к своему дому. — Сейчас не поздно, проедемся на речном трамвае?

Володя, конечно, согласился, и они прокатились по реке до станции «Пляж» и обратно.

Дома мама развернула пакетик, в котором лежала её доля бабушкиного пирога.

— Удивляюсь! Сколько я ей давала рецептов, самых простых. Разве это пирог? — говорила мама. — Это же камень!

— Тося, перестань, — сказал отец.

И ни он, ни Володя не рассказали ей про ой ля…

… — Она! Всё она! — слышалось за стеной.

«Вот завтра будет выходной день, и мы опять поедем к бабушке», — решил Володя. Он так был доволен своим решением, что успокоился и уснул.

Но на следующий день они никуда не поехали — отца вызвали зачем-то на работу.

Володя пообедал и пошёл гулять. Двор нового дома был полон всяких сокровищ. Из-под земли торчали концы толстой проволоки, среди битого кирпича можно было разыскать ролик, пластмассовую дверную или оконную ручку. Мальчишки превратились в кладоискателей.

— Чур, моё! Чур, моё! Я первый нашёл! — раздавалось по двору.

Володя Рогов оказался счастливцем. Он нашёл совершенно целую тёмно-зелёную фаянсовую плитку с белой птицей. Ковырнул землю железкой, железка задела за что-то твёрдое, и вдруг плитка, с обратной стороны серая, ничем не приметная, перевернулась, и белая птица, распластав крылья, лежала у его ног.

— Чур, моя! — закричал Рогов.

И тотчас же набежали мальчишки:

— Дай поглядеть!

Володя держал плитку над головой, и все могли видеть её великолепие.

— Надо её на крепость проверить, — посоветовал кто-то из мальчишек. — Трахни её о землю.

— Найди сам и трахай, — ответил Володя.

Дома он вымыл плитку под горячим краном, и она засияла…

— Наверное, в квартире люкс такие, — сказала мать. — В пятом подъезде квартиры для академиков, там такие, а у нас, видите, можно только, до половины облицевать ванную, да и то обыкновенными плитками.

Володя поставил плитку на полку для книг. Смотрел на неё и радовался…

Плитка как зелёное море. Если сидеть тихо и долго смотреть на неё, кажется, что птица то опускается, задевая крылом взметнувшуюся волну, то взлетает вверх. Птица может сложить крылья и покачаться на волне, может нырнуть… Это морская птица. Она счастливая. Она может плавать в море сколько хочет.

Володя был на море. Они летом ездят к морю, море от их города недалеко. Если вечером сесть в автобус, к утру приедешь. Володя часто думает о море и почти всегда, когда засыпает.

Небо тоже похоже на море. Когда смотришь с берега, то море и небо где-то далеко встречаются. И кажется, что там они вместе. Вот в зелёном море мелькнула тень. Может быть, проплыла медуза, а может быть, рыба. Поймай её, птица!

Сверкнуло солнце. Это зажглась лампа. Пришёл с работы отец.

— Дома Владимир? — спросил он.

Мать ответила:

— Дома. Наверно, читает…

Володя заслонил плитку с морем книгой, а потом повернул её так, чтобы свет от лампы на неё не падал и чтобы её никто, кроме него, не видел.

Это была чудесная находка. И повезёт же так человеку! «Если я познакомлюсь с капитаном, — думал Володя, — я непременно покажу ему белую птицу».

Все эти дни Володя, если видел на улице человека в морской форме, то либо догонял его, либо спешил навстречу. Но капитана Проценко, которого, конечно, он узнал бы сразу, он ещё не встретил.

Унывать Володя не унывал. Во-первых, прошло ещё очень мало дней. А потом, он надеялся, что они всё-таки встретятся. Непременно встретятся.

Время шло и приносило новые заботы.

В пятом классе «А» шёл пионерский сбор. Отряд принимал план по пионерской двухлетке.

— «Посадить сто деревьев, подарить детскому саду сто книг, — читала Нина Короткова, похожая на Шурину подругу Настеньку. — Сшить сто воротничков для нахимовцев, наших шефов».

Нина читала: громко, чётко, останавливаясь на запятых и точках.

— А почему всё сто и сто? — спросил Миша Коршунов.

— Я что, неясно читаю? — удивилась Нина.

— Ясно. Только я не понимаю, почему сто? Нас тридцать человек, мы можем посадить сто деревьев. Решим и посадим, это не так уж трудно. Но почему же сто книг?

— Странный вопрос! Надо же указать, сколько.

— Ничего странного. Я, например, отдам книги, которые я читал, когда был маленький, и другие отдадут, сколько смогут. И получится столько, сколько будет.

Не задал бы Миша вопроса, сбор шёл бы и шёл, а тут поднялся такой галдёж! Все спорили, доказывали, соглашались и не соглашались.