Георгий Мишев - Дети мира

Азиз встал с кровати и почувствовал, что сердце у него готово выпрыгнуть от радости. Губы его дрожали, глаза блестели, ноздри раздувались. Малыш схватил монету и уже бросился было бежать, когда услышал голос отца:

— Эй, блаженный! Надень туфли! У тебя что, голова пошла кругом?

Азиз, не оборачиваясь, пощупал голову: не перевернулась ли голова? Иначе что ж тогда значит: голова пошла кругом? Он опять пощупал голову и успокоился: она была на прежнем месте. Мальчик удивился: почему же тогда отец говорит неправду?

Надев туфли, Азиз побежал в поселок, который находился в миле от деревни. Монету он положил в карман шерстяной жилетки, одетой под рубаху, и крепко прижимал карман рукой. По дороге несколько раз нащупывал монетку — она по-прежнему спокойно лежала в кармане. А в лавке его ожидала новая доска! По дороге он присел немного отдохнуть. Внезапно из кустов вышел Асгар. В руке он держал свою новую доску, к которой была привязана маленькая, величиной с кулачок, губка.

Железная доска! Азиз снова тронулся в путь. Лавки на узких улочках поселка уже открылись. Азиз хорошо знал тот дукан [13] Дукан — здесь: лавка. где продавались доски. Вот и толстый торговец с огромным животом, покоящимся на коленях.

Дрожащий Азиз приблизился к торговцу и спросил так, как будто хотел купить весь товар:

— Доски есть?

— Есть, мальчик, — ответил тот, лениво отгоняя мух, жужжавших у его живота.

— Покажите, лала-джи… [14] Лала-джи — почтительное обращение к торговцу, купцу.

Лавочник оперся руками о землю, пытаясь подняться. Он долго кряхтел. Азиз нетерпеливо позвал:

— Лала-джи!

— Сейчас, брат, сейчас. — Торговец наконец встал и выложил перед мальчиком десять — пятнадцать досок.

— А железные есть?

— Они все железные, мальчик.

— Сколько стоят?

— Всего три аны, дорогой.

Значит, останется еще одна ана! Азиз даже покраснел от удовольствия. Нос, лоб, подбородок — все покрылось капельками пота. Ему казалось, что вот-вот он сейчас куда-то полетит вместе с дуканом.

— А губки есть?

— Есть.

— Сколько стоит самая большая?

— Четыре пайсы.

Азиз чуть не запрыгал от радости. Он хотел обнять купца и спеть ему песенку. Но, посмотрев на его огромное брюхо, перевел взгляд на свой приросший к спине тощий живот и замолк. Малыш пододвинул к себе драгоценную покупку, поднял полу рубахи и сунул руку в карман жилета. И — похолодел: монеты не было, она выпала по дороге…

ПЕРУАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА.

Государство в западной части Южной Америки.

Территория — 1285 тыс. кв. км.

Население — 12 385 тыс. жителей.

Столица — Лима (1730 тыс. жит.).

Перевел с испанского Р. Похлебкин.

Рис. Г. Епишина.

оезд замедлил ход: впереди уже виднелась станция. Прижав к груди письмо булочника, я спрыгнул с платформы. Не выпуская из рук драгоценной ноши, кое-как встал, отряхнул испачканную одежду и пошел в сторону поселка. Позади станции, у маленького домика, я увидел мальчишку, который, стоя на коленях, раздувал огонь в жаровне. На жаровне грелся кофе. Молодая торговка с маленьким сыном за спиной разливала горячий кофе рабочим, сидевшим вокруг нее с чашками в руках.

— Скажите, пожалуйста, сеньора, эта дорога в Омблу? — спросил я у женщины, несшей ведро с водой.

— Да, вот туда, прямо вверх. А ты к кому?

— К дону Педро Уайта, у меня к нему письмо из Оройи.

— Ну так иди до дома номер восемьдесят четыре. Но Педро сейчас на работе. Он сегодня в утренней смене. Ты что, его родня, да?

— Нет, я его не знаю. Иду на работу устраиваться, — объяснил я.

— Ах ты, бедняжка! Какую же ты здесь работу найдешь? Ты же еще совсем маленький. На сортировке тебе не выдержать, нынче так холодно, и все время этот снег. Уж лучше б сидел у себя в Оройе. Ну, я пошла, а тебе вон туда.

Дорога круто поднималась в гору. Пять тысяч метров над уровнем моря давали себя знать. Я почти полз, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Наконец, совсем выбившись из сил, кое-как добрался до поселка и постучал в дверь дома номер восемьдесят четыре.

— Входите! — крикнули мне оттуда.

Я вошел. Комната была маленькая. Две узкие койки занимали в ней почти все место. Одна кровать стояла пустая, на другой лежал человек. Приподняв растрепанную голову, он недовольно спросил меня:

— Тебе что надо?

— Мне нужен дон Педро Уайта. Я из Оройи, письмо у меня к нему…

— Его нет. Письмо оставь, потом зайдешь.

— Меня послал к нему его брат. Мне больше некуда идти, — сказал я.

— А-а-а, ты его родня! Ну тогда подожди здесь. Он придет в полдень. Садись на его кровать и не шуми. Я еще посплю.

Я положил письмо на маленький стол и сел на указанное мне место. Через минуту лохматый человек захрапел. Сидя на койке Педро, я тоже вскоре заснул.

— Эй, ты кто такой? Что тут делаешь?

Я испуганно вскочил и тупо уставился в лицо незнакомца, который разбудил меня.

— Ты кто будешь? — повторил он свой вопрос.

— Я приехал из Оройи к дону Педро Уайта.

— Педро Уайта — это я.

— Ваш двоюродный брат прислал вам письмо, — пробормотал я, показывая на бумагу, которую положил на стол.

— Мой брат Андрес?

— Да.

— Как он там живет? Все вкалывает у своих печей?

— Да.

— А ты зачем приехал?

— Устроиться тут на работу.

— Здесь скорей сдохнешь, чем найдешь работу. На сортировку ребятишек уже не принимают, они не справляются, особенно нынче, в эти проклятые холода.

— Я постараюсь справиться, дон Педро, мне очень нужна работа.

— Ну, раз нужна, сходи сегодня вечером к подрядчику и попроси.

Пока мы разговаривали, лохматый проснулся и спросил:

— Дождь идет?

— Нет, — ответил Педро.

Лохматый встал, подошел к очагу, над которым висели на проволоке комбинезон и парусиновая куртка, и, ощупав их, зло буркнул:

— Черт побери! Еще не высохли.

— Надень парадный костюм, — съязвил Педро.

Лохматый ничего не ответил и, натягивая на себя сырую робу, продолжал ворчать:

— Надо ж, такая напасть, сапоги хоть выжимай!

Вечером дон Педро отвел меня к подрядчику. К нам вышел толстый индеец с приплюснутым носом и раскосыми глазками. Одет он был как гринго [15] Гринго — американец. : кожаная куртка, бриджи, высокие сапоги. Следя за рабочими, сортировавшими руду, он ходил похлопывая себя по голенищам длинным тонким хлыстом. Рудный склад, где трудились в основном женщины и дети, находился недалеко от шахты. Горняки вручную пригоняли сюда полные вагонетки. Поборов в себе страх, я подошел к грозному подрядчику и тихо сказал: