Виктор Пушкин - Самая крупная победа

А мускулистые, бронзовые от загара дяди, дружно отталкиваясь ногами и отгибаясь назад, слаженно били красными лопаточками длинных, тонких весел о воду, снова сгибали ноги, чтобы собрать воедино всю свою силу, и опять стремительно распрямлялись и дружно ударяли о воду. В их движениях, в том, как они упруго отталкивались ногами и, скользя на своих скамеечках, одновременно отгибались назад, чувствовалась страшная силища. Я отчетливо видел, как на их могучих плечах и спинах желваками вспухали и перекатывались большущие мускулы.

Почти все невольно задержались у перил, любуясь гребцами, а мы с Севой, одновременно озаренные одной и той же мыслью, переглянулись. Восемь же молодцов резали и резали, как ножом, острым носом своей лодки сверкающую воду и стремительно удалялись в сторону Окружного моста, полукруглые фермы которого проступали в лиловатом мареве.

— Во! — восхищенно выдохнул Сева.

— Да-а… — отлично понимая, что означает это «во!», отозвался я.

С этой минуты по мосту шли уже не мы, а двое из тех бронзовых богатырей, что промелькнули и исчезли вдали, как чудесное видение.

— У, такие своими веслами из Митьки отбивную котлету сделали бы! — с наслаждением и злорадством мечтательно сказал Сева, но тут же спохватился: — Постой-постой! Но ведь не ходят же они и по улицам с этими своими лопатками!

— Вообще-то да, — с сожалением вздохнул я.

Погруженные в невеселые размышления, мы как-то незаметно для себя очутились в парке, в главной аллее, где от самого начала и до конца высятся на каменных постаментах бесстыдно раздетые древнегреческие силачи и герои, которых раньше я старался не замечать. Однако на этот раз вдруг поймал себя на том, что любуюсь их статными, красиво сложенными фигурами, мощными торсами, массивными плечами и мускулистыми руками. «Пожалуй, — думал я, — если надеть на этих чудаков приличные трусы, дать по веслу да посадить в лодку, они бы выглядели неплохо. Особенно вон тот, с копьем на плече. Да если бы он вдобавок был еще загорелым, тогда б вообще!..»

— Нам бы такие мускулы! — забегая, как всегда, вперед и заглядывая мне в лицо, прошептал, словно прочитав мои мысли, Сева.

И мы опять увидели своего обидчика поверженным в пыли.

Но тут наше внимание привлекла толпа, волновавшаяся на Большом массовом поле. Мы обежали фонтан, затем огромную клумбу с яркими осенними цветами и в два счета оказались в толпе. С ходу опершись о чьи-то плечи и привстав на носки, я увидел, что на ярко освещенной прожекторами (солнце уже скрылось, и здесь было темно) концертной эстраде, на которой обычно дудел духовой оркестр или же пели и плясали разряженные артисты, поблескивают какие-то невысокие тонкие столбики. Между столбиками туго натянуты в три ряда белые канаты, а уж за ними, хлестко обмениваясь тумаками, прыгают на мысках, как мячики, друг перед другом два человека.

«Так это же боксеры выступают!» — смекнул я и, шепнув тянувшемуся, но все равно ничего не видевшему Севе: «Давай за мной!» — стал яростно пробиваться вперед.

Счастливо добравшись почти до самой эстрады и не обращая внимания на то и дело подпрыгивавшего сзади и беспрестанно толкавшегося приятеля, я впился глазами в бойцов. Меня все восхищало в них: и ладные мускулистые фигуры, и красивые с яркими шелковыми поясами трусы, и с большими вырезами, сильно открывавшие мощные плечи и грудь майки, и аккуратно подкрученные над высокими без каблуков ботинками белые валики носков, и короткие прически…

Забыв о Митьке и о сломанном планере, я не дыша следил, как, небрежно поигрывая круглыми, будто надутыми воздухом перчатками, бойцы бесшумно двигались по мягкому, накрытому белым брезентом полу и ловко швыряли перчатки друг в друга, и делали это стремительно, неожиданно. Но вот чудно — все равно не всякий раз попадали туда, куда хотели. Оказывается, не так-то просто угодить в цель! Ну вот-вот, казалось, смуглотелый в красной майке залепит в скулу блондинчику в белой, который словно специально для этого подставил свое лицо. Но не тут-то было! Блондинчик ловко поднырнул под мелькнувшую в его сторону перчатку и сам закатил сразу три оплеухи в плечо и грудь противника.

«Ну уж теперь все! — ахнул я, увидев, что на тех местах, куда прикоснулись перчатки, даже синяки остались. — Теперь тому сдаваться нужно!»

Но смуглотелый и не подумал. Он вдруг сам изловчился и угостил блондинчика так, что я от изумления даже в плечо Севе вцепился: теперь у того вся щека сделалась синей! Да неужели и этот выдержит? Ой, и не дрогнул! Да какое там, даже внимания не обратил, еще смелее ринулся в атаку — и тогда на лбу и на скуле смуглотелого в тот же миг зацвели еще две ужасные отметины!..

«Да-а! Вот бы нам так выучиться! — отчего-то весь дрожа, подумал я. — Ну что, в самом деле, гребцы? Тем же, на аллее, и вовсе завидовать нечего — каменные! А вот здесь… Ух, какие храбрые! Ничего не боятся! У них синяки везде, а они все равно не сдаются».

Я долго, до боли, колотил в ладоши, когда там, на эстраде, во что-то звякнули, и боксеры, вдруг перестав обмениваться ударами, с улыбкой пожали друг другу руки и стали о чем-то весело разговаривать. Это меня еще больше удивило. Подумать только: секунду назад дрались изо всех сил, друг другу столько синяков наставили — и вдруг!.. Ой, обнялись, обнялись даже да так из-за канатов и вылезли.

— Во, видал?! — будто только он один мог видеть это, оборачиваясь, восхищенно крикнул Сева.

Потом за канаты лезли другие и тоже красиво и храбро сражались, и я вдруг, холодея, подумал, что ведь так же ловко действовать, смело смотреть на противника и стремительно идти в атаку могу выучиться и я. Да, да! Где-то не то слышал однажды, не то читал, что сильными не рождаются, что ловкость и смелость по наследству не передаются, но что всего этого, если уж очень захотеть, можно добиться самому.

Ух, а как бы это было здорово — научиться и выйти во двор. Митька, конечно, ничего не подозревая, опять полезет, и вот тут-то… Хотя нет, лучше так: снова… ну за чем-нибудь там… придет Лиля, и мы с ней, как тогда, будем стоять и разговаривать. Митька увидит, прищурится и нахально подойдет. Лиля, конечно, сразу испугается. Но я небрежно успокою ее: «Не бойся, я с ним теперь по-другому поговорю!» — и смело шагну Митьке навстречу. Все, кто будет во дворе, затаят дыхание, со страхом ожидая, что будет дальше. Даже Митька оторопело остановится: «Ах, ты вон как, да?!» И, перекосив от ярости лицо, бросится, как всегда, с кулаками.