Зофья Хондзыньская - Встречаются во мраке корабли

Прошло с четверть часа, и правый бок стал здорово подмокать. Недоставало еще простудиться.

В этот момент скрипнула калитка.

— Алло! — громко крикнула Эрика, понимая, что отсюда, снизу, голос плохо слышен, а старуха, верно, глухая. — Будьте добры!

Она попыталась повернуться в сторону забора, но прежде чем ей это удалось, услышала совсем рядом мужской голос:

— Что тут стряслось?

Она все же повернулась и подняла голову. Над ней стоял незнакомый мужчина.

— Могу ли я быть чем-нибудь полезен? — спросил он с преувеличенной любезностью. — А кроме того, да позволено мне будет узнать, какой смысл загорать не в сезон?

— Разве вы не видите, что солнце печет? — ответила она без тени улыбки. — Подайте, пожалуйста, костыли.

Он помог ей встать, усадил в шезлонг — и все это с подозрительно серьезной миной.

— Не перегрели ли вы голову?.. Давно лежите? Песок, правда, горячий… — И вдруг неожиданно расхохотался. — Ну, теперь познакомимся, Эрика. Я Филип, приятель Ядвиги. Уходя, она заглянула ко мне и попросила, чтобы я узнал, не нужно ли вам чего. Похоже, я пришел как раз вовремя? Мокро, а?

Филип, ну ясно, как она сразу не догадалась! Только теперь Эрика как следует разглядела его: «приятель Ядвиги» был высокий, седовато-лысоватый, с широко посаженными глазами и — как у Ядвиги — большим носом. Он не был красив, но в лице его было что-то приятное и доброе, как порой у собак: вся морда в складках и непонятно, где кроется мягкость выражения.

— Я принесу вам полотенце, вы его в брюки суньте. Нет ведь смысла простужаться, а то… — он не докончил: вблизи послышался топот, Бес, поднявшись на задние лапы, отворил калитку и уже валился на Филипа, который с трудом удерживал равновесие. — Пошел ты, дьявол! Забудешь на полсекунды, а он уж тут как тут, на голове у тебя. Осторожней с ним, а то ведь запросто вывернет тебя вместе с шезлонгом. — В возбуждении Филип и не заметил, как перешел с Эрикой на «ты».

Бес тем временем бросил Филипа и теперь здоровался с ней, тыча ей в рот свои черные баки. Филип вернулся с полотенцем.

— Я отвернусь, а ты сунь его в брюки. Готово?

— Готово… Пошел ты к черту!.. Возьмите его, пожалуйста. С этим гипсом у меня на него сил не хватает.

— Без гипса тоже не хватит. Весь день на цепи его держать грех, а спустишь — он с кем угодно в момент справится. Очень сильный, скотина. Его вся Королевская гора знает. Зато от воров наверняка не способен устеречь, в жизни никогда никого не укусил. Всеобщий любимец. Мой он, собственно, только когда на цепи, а сто́ит спустить — поминай как звали. И всюду ему жрать дают. Попрошайка, живущий своим обаянием. Иди, негодяй, ни на грош в тебе амбиции.

«На пенсии он, что ли? — подумала Эрика. — Десять утра — и дома?.. Хотя нет, пенсионером не выглядит».

Через полчаса все разъяснилось. Филип встал.

— Ну, мне пора, надо пойти привязать Беса, дать ему пожрать, запереть дом и — в школу.

«Учителишка», — подумала она, и дружелюбие ее мгновенно улетучилось. Географ или историк. И это приятель Ядвиги? Старый уродливый учителишка?

— Скажи Ядвиге, что забегу около восьми. Привет.

— До свидания.

(Ишь, туда же, «привет»! Нечего приятеля разыгрывать, дедуля.)

Когда он вышел, Эрика принялась читать, но, хотя книжка была интересная, никак не могла сосредоточиться. Не понимала, что с ней происходит, потому что ей еще неведомо было состояние, когда человек торопит время, то и дело поглядывая на часы (лишь секундная стрелка подает на них признаки жизни), состояние, которое люди, даже самую малость счастливее ее, познают так рано, — состояние ожидания! Эрика не сознавала, что она ожидает Ядвигу, хотя все в ней ждало: глаза, нервы, сердце. Время от времени являлась Юзефова (она скучала и жаждала общения), и Эрика в душе проклинала ее. Ей было совершенно безразлично, что говорит старуха, пока из словесного потока в ухо ей не ударяло единственное слово, которое она тут же вылавливала: «Ядвися». Тогда она слушала пару следующих фраз. «Ядвися сказала тогда его жене…» Слова плавились, очень долго их не было слышно, старуха раскрывала рот, странным образом напоминая ту курицу на грядке, и клевала, клевала. «Кыш!» — хотела бы сказать ей Эрика и вдруг слышала: «На Ядвисю никто зла не держит, все хорошо знают…» — и снова серость бессмысленных слов.

— Я страшно спать хочу, пани Юзефова, как вы думаете, могла бы я поспать часок?

А потом этот час полусна, полураздумья: вот сейчас придет Ядвига, она уже тут, сидит подле нее на шезлонге, что-то говорит, что-то приносит, за чем-то идет в дом, но через минуту вернется… Придя около четырех с работы, Ядвига застала Эрику спящей. Она постояла немного, глядя на девочку, потом сделала какое-то неуловимое движение, и Эрика открыла глаза. Ядвига стояла рядом, улыбаясь карими глазами, она бросила ей коробку сигарет и букетик незабудок, которые рассыпались по пледу.

— Ну как, девочка? — обратилась к ней Ядвига так, будто они всю жизнь жили вместе. — Все в порядке? Филип был? Вы познакомились? Обед съедобный?

Эрика кивала головой, не совсем еще проснувшись. Ведь если бы проснулась, сразу началось бы что-то плохое, ужасное, а тут так приятно. Значит, это все еще сон…

— С Юзефовой как бог даст. Ей уж за семьдесят, нюха никакого, поставит что-нибудь на плиту и забудет; дым коромыслом — тут лишь до нее доходит, что пригорело. Чем она тебя в обед кормила?

— Не… не знаю… а… чем-то со свеклой.

— Вряд ли блюдо было изысканное, если ты даже не знаешь, что ела. А Филип приходил, говоришь?

— Мгм.

— Ну и как он тебе показался?

Эрика не сразу нашлась что ответить.

— Это ваш приятель, да?

— Твой.

— Мой?

— Нет, не твой, а «твой», а не «ваш».

Обе рассмеялись.

— Да, мой приятель. Верный и преданный.

Помолчав, Эрика спросила:

— А что он преподает?

— Неужели не успел похвастаться? Рисунок.

— Ага…

— Стой-ка. Что-то я сейчас припоминаю, Павел… — Лицо Эрики помрачнело, и Ядвига сразу изменила подлежащее: — Марыся говорила мне о твоих рисунках. Давно ты этим занимаешься?

— Не о чем говорить, просто так, мажу.

— Но любишь? Нравится тебе? — И, не дождавшись ответа: — Знаешь что? Во всяком случае, надо вот что сделать: покажи свои рисунки Филипу.

— В какой школе он преподает?

— В школе изобразительных искусств.

— А что это за школа? — как бы между прочим, спросила Эрика.

— В Лазенках находится.

— Высшая?

— Он сам тебе все это расскажет, его хлебом не корми, дай поговорить о школе. А что?

В самом деле, а что? Она и сама толком не знала. Что-то мелькнуло в голове, зажглось и тут же погасло; так человек на мгновение перестает видеть, не сознавая, что он моргнул. Всякого рода чудеса, счастливое совпадение обстоятельств, события — все это случается с другими, но не с ней… «Хэпи-энд»…