Любовь Воронкова - Девочка из города (сборник)

– Мамка, давай обедать! – вторил Романок.

А Валентинка подошла и протянула ей горсточку свежих голубых цветов, еще блестящих, еще пахнущих лесом:

– Это я тебе принесла… мама!

Это было интересное зрелище. Розовый дождевой червяк высунулся на свет возле самого муравейника. Муравьи вцепились в него и начали вытаскивать из земли. Червяк, видно, почуял недоброе. Он уперся. А потом и совсем испугался, заворочался, начал пятиться обратно в землю. Но муравьи не давали ему уйти…

Аниска сидела над ними неподвижно. Муравьи бегали по ее босым ногам, но не кусались – никогда муравей не тронет человека, если его не пугать. Изредка она поднимала ресницы, оглядывалась на густые березки, осыпанные острыми солнечными огоньками, на мохнатые сосенки, на коричневые иглы муравейника, теплые и блестящие под солнцем, на цветущие лесные травы… И, улыбнувшись неизвестно чему, снова устремляла свои темно-серые, немножко косые глаза на червяка и муравьев.

Низко, почти над головой, пролетела любопытная синичка. Села на куст и поглядела на Аниску сначала одним глазом, потом другим: «Что это? Человек сидит? Или так, растет что-то?…»

Аниска улыбнулась:

– Что смотришь?

«Человек!» – в страхе чивикнула синичка и скрылась.

Аниска снова опустила глаза:

– Вытащили!

Муравьи волокли червяка к себе в муравейник. Червяк скорчился, уцепился за траву. Тогда черные хищники навалились на него и розняли на две половинки.

Аниска, удивленная такой свирепостью, смотрела, как они запихивали червяка в отверстия муравейника.

– Аниска, ау!

– Аниска, ты где? Ты что делаешь?!

Аниска встала. Девочки пробирались к ней сквозь кусты.

– Чего нашла? Чего нашла? – звонко и торопливо, как птица, повторяла Танюшка. – Что смотришь?

Она заглянула своими быстрыми черными глазами в Анискину корзинку. В корзинке топорщились сухие еловые шишки – Аниска набрала разжигать самовар.

– Ничего? А почему здесь сидишь?

Аниска помедлила – рассказать или не надо?

– Тут одна история была…

Танюшка тотчас пристала:

– Какая история? Какая? Что сделалось?

Катя молча глядела на Аниску спокойными, ожидающими глазами. Солнце просвечивало сквозь ее белесые волосы, торчавшие над голубой ленточкой, и голова ее была похожа на пушистый одуванчик.

– Пойдем. Чего одна тут ходишь? Тебя ищут, а ты ходишь тут!

– Кто ищет?

– Анна Дмитриевна пришла. Велела всем завтра в школу. Будет беседу с нами проводить.

– Со мной-то беседу проводить не будет. Чего ей со мной-то?

– А вот и будет. Сама сказала. Всех пионеров соберем, говорит, и всех, кто еще не пионер. Принимать будем скоро, на Октябрьскую, говорит. Вот.

Аниска незаметно вздохнула:

– Меня-то принимать не будут…

Катя рассердилась:

– Не знаешь ничего. Бегаешь тут и не знаешь ничего. Танюшка только начала было: «А наша Аниска драчунья – как же ее принимать?» А Анна Дмитриевна: «Надо же разобраться – почему драчунья? А может, она дерется потому, что беззащитного защищает?» Так и сказала. Вот.

Аниска внимательно посмотрела на Катю. Правду говорит? Придумывает?

Но Катя не стала больше разговаривать. Она подала Аниске руку и повела за собой. И рука у Кати была крепкая и теплая, какою всегда бывает рука друга.

Мать уходила из дому и наказывала Лизе, старшей Анискиной сестре:

– Гляди за домом. Уберись в избе, подмети, посуду вымой. А перед зеркалом довольно вертеться – не доросла еще.

– А Аниске – что?

– А ей – с Николькой сидеть.

И, уже выходя из избы, крикнула:

– Не обижайте Никольку, смотрите!

Лиза с тоской посмотрела на молочные кринки с застывшей белой кромкой по краям, на сальные чугунки, на большую плошку с остатками щей… А она только что причесалась и покрылась чистым голубым платком – можно бы и на улицу…

Она стояла возле печки и острыми мышиными глазами искоса поглядывала на Аниску. Взялась было за ухват, чтоб достать горячей воды, и снова со вздохом поглядела на Аниску:

– Может, ты вымоешь… а?

Аниска поливала свои цветы. Цветы у нее стояли на всех окнах – в горшках, в консервных банках, в кринках с отбитым горлышком.

– Мать велела тебе, – ответила Аниска, – а мне с Николькой.

– Ну, Николька-то ведь спит! А? Мне ведь на школьный участок надо! Я же платье запачкаю!..

– А ты фартук надень.

– У, Косуля! Вот сейчас побросаю все твои цветы!

Аниска растопырила руки. Ей показалось, что Лиза и вправду сейчас набросится на ее горшки и плошки.

– Во! Как наседка расшиперилась! – засмеялась Лиза. – А как будто я их после разбросать не могу!

– А я матери скажу!

– Скажи. Она и сама рада будет – в избе светлей. Говори – не будешь мыть?

Аниска посмотрела на свои фуксии, «огоньки» и «крапивки» – такие они были беззащитные, словно маленькие детки! Они глядели на нее малиновыми и лиловыми глазками, словно просили не давать в обиду.

– Иди уж!..

Аниска налила в миску горячей воды и взялась за мочалку. Лиза повеселела:

– Ты сейчас вымоешь… А я после обеда. Уж после обеда к тебе не пристану!

Она еще раз заглянула в зеркало и проворно выскочила из избы. Лишь бы сейчас не мыть, а там видно будет!

Жаркая тишина в избе. Слабый запах цветущей сирени плывет в открытые окна. На рябине поют скворцы…

Всегда было так. Девчонки водятся друг с другом, а она с ними никак поладить не может. Вот и опять – поссорилась с Танюшкой. А из-за чего? Из-за каких-то муравьев!..

… Аниска терла кринки горячей мочалкой, обливала их чистой холодной водой…

А на что ей нужны эти муравьи?

Но вспомнилась их суматоха, их муравьиная паника, их беготня. И Аниска сказала, обращаясь к большой миске:

– А она пусть не ломает. Им ведь тоже не легко строить-то! А к чему она сломала? Ну?…

В окно влетела бархатная оранжевая бабочка. Аниска поймала ее, трепетавшую на стекле:

– Красавица ты моя! И кто ж тебя так нарядил? И кто ж тебя так разукрасил?

Аниска глядела на бабочку, ожидая ответа:

– Ну, скажи – ты откуда? Ну, скажи – как тебя зовут?

На кровати захныкал Николька. Аниска тихо вздохнула:

– Ну лети… Прощай. Прилетай еще – ты меня не бойся!