Джанни Родари - Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио

— No comment! [2] Без комментариев! (искаж. англ.).

Спустя несколько минут двадцать четыре банкира и двадцать четыре их секретаря направляются в мэрию, заходят в кабинет мэра, и тот вручает им послание барона Ламберто, которое тайно передал ему Дуилио.

Послание гласит:

«ЛЮБЕЗНЫЕ ГОСПОДА,

БЛАГОДАРЮ ЗА ВАШУ ЗАБОТУ ОБО МНЕ. НАДЕЮСЬ, ВЫ ВСЕ ЗДОРОВЫ. Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ПРЕКРАСНО. ДВА ЧАСА В ДЕНЬ ЗАНЯТИЙ ГИМНАСТИКОЙ — ЭТО ДЛЯ МЕНЯ СЛИШКОМ МАЛО. ПОЭТОМУ Я ПОПРОСИЛ БЫ ВАС ДОСТАТЬ МНЕ ШТАНГИ, НЕОБХОДИМЫЕ ДЛЯ ЗАНЯТИЙ ТЯЖЁЛОЙ АТЛЕТИКОЙ. ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ВИД СПОРТА, КОТОРЫЙ РАЗРЕШЁН МНЕ В ДАННОЙ СИТУАЦИИ. ЖЕЛАЮ ВАМ ПРИЯТНОГО ПРЕБЫВАНИЯ НА ПРЕКРАСНОМ БЕРЕГУ ОРТЫ.

ЛЮБЯЩИЙ ВАС ЛАМБЕРТО».

После подписи барона главарь бандитов крупными печатными буквами приписал:

«P.S. В ОБМЕН НА БАЮНА ЛАМБЕРТО, НАШЕГО ЗАЛОЖНИКА, ТРЕБУЕМ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ МИЛЛИАРДА, ПО ОДНОМУ ИЗ КАЖДОГО ЕГО БАНКА. ЧЕКИ, ОБЛИГАЦИИ, ВЕКСЕЛЯ И ТЕЛЕФОННЫЕ ЖЕТОНЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ».

Двадцать четыре генеральных директора переглядываются, и то же самое делают двадцать четыре секретаря.

Банкиры не знают, возмущаться ли требованием выдать двадцать четыре миллиарда или огорчаться из-за штанги, которая нужна для занятий тяжёлой атлетикой.

Лёгкое покашливание выдаёт их смущение. Более сильное покашливание говорит об их полной растерянности.

Один из секретарей шепчет на ухо своему соседу:

— Барон, бедняжка, наверное, сошёл с ума от страха.

— И что же вы ответите на это? — спрашивает мэр.

— Ответа не будет, — заявляют генеральные директора.

Они встают все сразу, как один, прощаются и, преследуемые двадцатью четырьмя своими тенями и двадцатью четырьмя секретарями, выходят на площадь и садятся в автобус.

Автобус быстро отвозит их в Миазино, где для них приготовлена вилла семнадцатого века с фресками восемнадцатого века, картинами девятнадцатого века и бытовыми электроприборами двадцатого века.

Здесь они проводят ночь, укрывшись от внезапной грозы, которая обрушилась на несчастных, застигнутых врасплох в обширной долине, безжалостно пронизываемой молниями.

Но одному человеку не спится в эту ночь по другой причине. Это самый молодой из двадцати четырёх секретарей. Взяв напрокат машину, он мчится в Милан, намереваясь раздобыть то, что просит барон.

Двадцать четыре генеральных директора долго обсуждают за ужином этот деликатный вопрос. В конце концов двадцатью четырьмя голосами решают слепо повиноваться непонятным приказам хозяина.

— Очевидно, у него свои планы.

— Может быть, он готовит ловушку? Мы не должны мешать ему.

На следующее утро, когда Дуилио собирается отправиться на остров с грузом продуктов, самый молодой секретарь успевает вручить ему спортинвентарь, приобретённый на вес золота в одном из спортивных клубов ломбардской столицы, который открыт и ночью.

— Что в этих пакетах? — спрашивают полицейские, которые обязаны проверять груз.

— Спортинвентарь, бригадир.

— А может, пистолеты, пушки, атомные бомбы? Откройте, откройте, покажите!

На глазах у тысячи любопытных развязывается верёвка, разворачивается бумага, и появляются штанги и диски. Бригадир, в прошлом чемпион по поднятию тяжестей, официально удостоверяет, что вес их точен.

— Кому всё это нужно?

— Синьору барону, бригадир. Он занимается тяжёлой атлетикой.

— Сколько лет синьору барону?

— Девяносто четыре.

Бригадир в сомнении. Но в конце концов решает, что «никогда не поздно», и ставит штамп на подозрительный товар.

Орта и окрестности получают прекрасную тему для обсуждения на всё утро. Передаваемая из уст в уста новость неизбежно претерпевает некоторые изменения.

В полдень в Стрезе, по другую сторону гор, официант в гостинице сообщает своему шефу, что барон Ламберто участвует в будущей Олимпиаде на соревнованиях по бросанию молота.

Часа два спустя в Лавено, на берегу Лаго Маджоре, продавец мороженого сообщает своему покупателю, немецкому туристу, что барон Ламберто тайно побил мировой рекорд по прыжкам с шестом.

— О, йа, йа! — говорит немец и надкусывает мороженое.

Двадцать четыре генеральных директора банка вместе с двадцатью четырьмя своими секретарями расположились в мэрии и ведут отсюда переговоры с бандитами.

Мэрия занимает старинный особняк шестнадцатого века, который, как уверяют путеводители, «возведён над четырьмя пилястрами и мощными гранитными колоннами между ними».

Короче, внизу галерея, где можно переждать дождь, а на втором этаже — зал, в который надо подниматься по наружной лестнице.

Это очень удобно, так как позволяет наблюдать передвижение чиновников вверх и вниз, а также разглядывать посыльных из кафе, которые время от времени — в соответствии с расписанием — доставляют наверх аперитивы или прохладительные напитки. Обычно сразу сорок восемь заказов — неплохой куш!

Чтобы никого не обидеть, мэр отправляет заказы на напитки то в один бар, то в другой. Оплата наличными по доставке.

Двадцать четыре генеральных директора платят по очереди, и телевидение имеет возможность показать непосредственно ассигнации то банка Ламберто в Гонконге, то банка Ламберто в Монте-Карло, то в Монтевидео.

Труднее всего приходится Дуилио, который должен перевозить послания на остров и обратно.

Бандиты выставили ультиматум:

«ЕСЛИ В ТЕЧЕНИЕ СУТОК НЕ ПОЛУЧИМ ВЫКУП, НАЧНЁМ ПОСЫЛАТЬ ВАМ БАРОНА ЛАМБЕРТО ПО ЧАСТЯМ: СНАЧАЛА УХО, ПОТОМ ПАЛЕЦ И ТАК ДАЛЕЕ, ПОКА ОТ НЕГО НИЧЕГО НЕ ОСТАНЕТСЯ».

Банкиры отвечают, что им нужен приказ барона Ламберто, причём письменный, иначе они не уполномочены выплачивать деньги ни в лирах, ни в сольдо.

Главарь банды сообщает об этом барону Ламберто и предлагает ему написать соответствующее распоряжение.

— Сию же минуту, — охотно соглашается барон Ламберто и пишет по-английски:

«ЛЮБЕЗНЫЕ ГОСПОДА! ЧТО СКАЖЕТЕ, ЕСЛИ ПРЕДЛОЖУ ВАМ ПРОШВЫРНУТЬСЯ НЕМНОЖЕЧКО И ПОКАТАТЬСЯ НА КАРУСЕЛИ? ЖДУ ВАС В ВЕНЕ, В "ПРАТЕРЕ", В БУДУЩЕЕ РОЖДЕСТВО».

— Почему написали по-английски? — спрашивает главарь, который не изучал этого языка.

— С этими господами я всегда объясняюсь только по-английски. Этикет!

— Я вижу тут слово Вена. При чём здесь этот город?

— Я приказал перевести фонды из моего венского банка, где сейчас скопилось особенно много мелких итальянских банкнот.

Двадцать четыре генеральных директора долго обсуждают послание.

— Почерк безусловно синьора барона.

— Да, но стиль совсем не его!

— Вы правы, коллега. Не помню, чтобы барон употреблял когда-либо слово «карусель».

— И потом это вульгарное выражение «прошвырнуться» вместо «погулять» или «пройтись» совершенно не в его духе. Ему абсолютно не свойственны вульгарность и возвратные частицы!